Неписанная любовь
Шрифт:
Он смотрит на меня и щурится.
— Что заставило тебя так улыбаться?
— Ты, — честно отвечаю я.
— И что я для этого сделал?
Моя улыбка становится еще ярче.
— Ты действительно замечательный отец.
Его уже загоревшие щеки темнеют.
— Ты так думаешь?
— Ты шутишь? Ты только что тридцать минут притворялся дельфином.
— Во-первых, я был акулой.
Я хихикаю.
— Виновата.
Он улыбается, и мое сердце замирает.
—
— Что? — спрашиваю я.
— Я просто беспокоюсь, что все это может исчезнуть.
— Никто не может быть счастлив вечно.
Он снова смотрит на океан.
— Поверь мне, я знаю.
Моя грудь неприятно сжимается от напоминания о его прошлом выборе делать других счастливыми в ущерб своему собственному счастью.
Я поворачиваюсь в шезлонге так, чтобы оказаться лицом к нему.
— У Нико будут прекрасные дни, как сегодня, но будут и плохие, как в ту ночь, когда он упал в комнате. Все, что ты можешь сделать, — это поддерживать его в хорошие и плохие дни.
Он вздыхает.
— Я ненавижу плохие дни.
— Я тоже, но они случаются, особенно с учетом быстрого прогрессирования его состояния.
— Меня раздражает, что я не могу это контролировать.
Я хмурюсь.
— Ты не можешь контролировать все, но можешь контролировать свою реакцию.
Он хмурится.
— Я не хотел так вести себя после приема у врача.
Я не собиралась поднимать эту тему, но если он хочет, то ладно.
— Я знаю, — говорю я мягким голосом.
— Мне все еще неловко, что он меня услышал.
— Почему?
— Потому что я должен быть сильным, а он увидел мою слабость.
Я несколько раз моргаю.
— Это тот урок, который ты хочешь преподать своему ребенку? Что плач или эмоции по поводу чего-то, что явно имеет для тебя значение, делают тебя слабым?
Он пристально смотрит на меня.
Я опускаю взгляд на свои колени.
— Когда Нико взял с меня обещание ничего не говорить о его ухудшающемся зрении, я подумала, что это потому, что он не хочет снова заставлять тебя грустить. Но, возможно, это было потому, что он не хотел показаться тебе слабым.
— Черт, — через несколько секунд его голова откинулась назад. — Я даже не думал об этом.
Я тоже не думала, пока он не начал называть себя слабым, потому что у него был момент слабости.
Рафаэль несколько раз моргает в направлении полосатого зонтика и шмыгает.
Вот черт.
Неужели я заставила его плакать? Я доводила до слез только свою маму и теперь чувствую себя ужасно, что сделала
— Ты в порядке?
Он трет глаза.
— В глаз попало немного песка.
Черт бы побрал этого человека за то, что он заставил меня влюбиться в него еще больше. Мы должны быть друзьями, черт возьми. Друзьями, которые думают о том, чтобы поцеловать друг друга, но тем не менее друзьями. Вот только сейчас он расстроен, а я хочу его утешить.
Черт.
Его мышцы напрягаются, когда я сажусь рядом с ним и убираю его волосы с глаз. Не уверена, замечает ли он, как реагирует на мои прикосновения, но от этого у меня в груди становится тепло.
— Все в порядке, — я глажу его по щеке.
Он отводит взгляд с остекленевшими глазами.
— Эль?
— Да?
— Я солгал.
Мое сердце замирает.
— О чем?
— На самом деле мне ничего не попало в глаз.
У меня вырывается смешок.
— У меня было предчувствие, но я не хотела думать лишнего, — мое собственное зрение затуманивается, когда я наблюдаю, как рушатся стены вокруг него.
— Мне жаль, — он добавляет еще один кусочек моего сердца в свою растущую коллекцию.
Я прижимаюсь к его щеке ладонью.
— Я прощаю тебя.
— Мой отец… — его дыхание сбивается. — Он говорил мне, чтобы я перестал плакать. Чтобы я вел себя как мужчина, — кажется, он подсознательно склоняется к моему прикосновению. — Когда я узнал, что состояние Нико ухудшилось, моей интуитивной реакцией было спрятаться, пока он не увидел, как я распадаюсь на части.
— Но тебе больше не нужно этого делать. Ты можешь разорвать этот круг и научить его, что чувствовать — это нормально. Что нормально зависеть от других, когда мы не можем поддержать себя самостоятельно.
— До сих пор я даже не осознавал, что внушаю сыну то же самое, — его голос дрогнул, и я обхватила его руками.
Его рука проводит по моей спине.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты есть, — его рука прижимается к моей спине, и я задыхаюсь, глядя ему в глаза.
В груди и в нижней части тела одновременно вспыхивает тепло, когда его взгляд опускается к моему рту.
— Эль… — что бы он ни собирался сказать, его прерывает крик Нико.
— Групповые объятия! — он бросается на меня сверху, и я визжу от того, что его плавки намочили мою одежду.
— Нет! — я отталкиваю его, но Рафаэль обхватывает нас обоих, фактически зажав меня между Нико и ним. Нико в ответ обнимает меня, со смехом прижимая к груди отца.
Впервые с тех пор, как я начала работать в этой семье, я задумалась о том, каково это — быть ее частью. Не как няня, а как нечто большее.