Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир

Михайловский Александр Владиславович

Как бы то ни было, но команда резко положить штурвал на правый борт для того, чтобы энергичным маневром выйти из-под обстрела, запоздала. Сэр Уильям Кристофер Пэкинхэм не успел еще открыть рот, чтобы отдать ее командиру линейного крейсера кэптену Чертфилду, как «Лайон» вдруг оказался в эпицентре рукотворного тайфуна, причиной которого стали падающие откуда-то с черных небес русские двенадцатидюймовые полубронебойные снаряды.

Чудом уцелев на открытом мостике линейного крейсера в первые секунды этого светопреставления, британский адмирал с ужасом наблюдал за тем, что происходило. Прямые попадания в «Лайон» начались практически сразу. На крутых траекториях сверхдальнобойного обстрела русским снарядам противостоял

не толстый бронепояс и не менее толстые лобовые проекции башен главного калибра и боевой рубки, а тонкие – не более трех дюймов – бронепалуба и крыши боевой рубки и башен, изготовленные к тому же из экстрамягкой незакаленной никелевой стали. Такой материал был выбран не случайно. Расчет конструкторов основывался на том, что вражеские снаряды будут попадать в горизонтальные элементы бронирования под очень острыми углами. Экстрамягкая сталь должна была не треснуть, а пружиня дать снаряду уйти на рикошет.

Впрочем, даже в этом случае часто случались накладки. Например, германский 280-мм снаряд, отрикошетивший от крыши башни главного калибра британского линкора, заодно срывая болты крепления, сдвинул ее со своего законного места и повернул вокруг оси на пятнадцать градусов. Вот тут вполне можно употребить выражение: «Крыша поехала».

Но в данном случае все происходило совершенно по-другому. Русские снаряды падали на британский линейный крейсер под углом, близким к шестидесяти градусам к нормали. Иногда они попадали в толстые лобовые проекции, но чаще перед ними оказывались до смешного тонкие трехдюймовые элементы горизонтального бронирования.

Как в свое время показали полигонные испытания русского снаряда образца 1911 года, на дистанциях стрельбы, близкой к предельной, он был способен поражать горизонтальную броню до пяти с половиной дюймов. На «Лайоне» такой брони не было. Как известно из истории, британские корабли вообще обладали недостаточным горизонтальным бронированием, из-за чего и гибли почем зря. Особо от слабости бронирования страдали британские линейные крейсера, чья защита была принесена в жертву скорости. Достаточно вспомнить недостроенный еще в этой реальности линейный крейсер «Худ», погибший от одного-единственного снаряда с «Бисмарка». Такая же печальная судьба была у британских линейных крейсеров, потопленных в Ютландском сражении.

Сам «Лайон» в том сражении уцелел чудом. Но сегодня это чудо не повторилось. Все решили точный расчет и наведенные по радару превосходные русские орудия Обуховского завода. Ну, и еще выучка русских морских артиллеристов и число стволов в залпе. В течение двух с половиной минут линейный крейсер «Лайон» из грозного боевого корабля превратился в беспомощно ковыляющую по волнам горящую развалину.

На протяжении боя при Доггербанке в «Лайон» попало шестнадцать летящих по настильной траектории германских 305- и 280-мм бронебойных снарядов. Он был тяжело поврежден, едва не погиб, и был вынужден покинуть строй, уступив свое место менее поврежденным собратьям. В битве у Бергена чертова дюжина русских полубронебойных снарядов поразила «Лайон» в самые уязвимые места всего в течение двух с половиной минут.

Попавший в бак снаряд, прямо перед башней «А», пробил полуторадюймовую баковую палубную броню. После чего этот же снаряд чуть изменил свою траекторию и взорвался у внутренней части бронепояса левого борта, что привело к вспучиванию бронеплит, разрушению тиковой подкладки и образованию трудноустранимой течи. Началось затопление трех первых отсеков. Положение усугубилось и тем, что почти одновременно с внутренним взрывом еще два снаряда вошли в воду рядом с бортом и рванули на глубине около восьми метров, попутно обрушив на бак британского линейного крейсера пару-тройку тонн ледяной морской воды. И это было только начало.

Мгновение спустя – попадание в палубу сразу за первой трубой и взрыв в

носовой кочегарке. Почти одновременно – снаряд, попавший в барбет башни «А». Взрывом шестидесяти килограммов тротила барбет вмяло и перекосило, а башня весом примерно в восемьсот тонн сдвинулась с катков и вышла из строя. Четвертый снаряд пробил крышу правого бакового каземата противоминной артиллерии и, взорвавшись внутри, вызвал детонацию боекомплекта первых выстрелов. Пятый снаряд под довольно острым углом ударил в скос крыши башни «Х», взвел взрыватель, но, не сумев зацепиться, дал рикошет, разорвавшись между стволами башенных орудий. Семидесятипятитонные стволы вырвало из цапф и развело в стороны. Шестой снаряд ударил в переднюю стенку боевой рубки, скользнул по ней и взорвался в зазоре между рубкой и тыльной частью башни «Р». Седьмой снаряд пробил среднюю дымовую трубу и разорвался над палубой, забросав все вокруг крупными и острыми, как бритва, осколками.

Восьмой снаряд снова ударил в боевую рубку, но на этот раз не в толстую переднюю стенку, а в тонкую трехдюймовую крышу. Легко проткнув экстрамягкую никелевую сталь, «его двенадцатидюймовое путиловское величество» проникло в святая святых британского линейного крейсера и взорвалось, отправив большую часть командного состава британского корабля прямиком в сундук Дэви Джонса. Уильям Кристофер Пэкинхэм услышал страшный грохот и почувствовал, как палуба ударила его в ноги. С высоты мостика он увидел неровную дыру с загнутыми зазубренными краями, а внутри нее уже разгоралось жаркое чадное пламя.

Временно потерявший управление «Лайон» стал совершать циркуляцию влево, будто пытаясь этим маневром выйти из-под огня. И тут же он получил новые смертельные попадания. Девятый снаряд, пробивший верхнюю и главную бронепалубы, прошел наискось от правого до левого борта и взорвался в левом отделении главных машинных холодильников. Десятое попадание вызвало пожар в нефтяных танках, а одиннадцатое – полностью уничтожило камбуз вместе с корабельным коком и его подручными.

Самые тяжелые повреждения нанес двенадцатый снаряд, наискось пробивший крышу уже поврежденной башни «Х» и взорвавшийся в ее перегрузочном отделении, что вызвало пожар в пороховом погребе. Во время Ютландского сражения «Лайон» уже чуть было не погиб из-за такого же попадания в башню «Q». Такого же, но не совсем. На этот раз у команды получилось затопить только снарядный погреб, а порохового отделения волна огня достигла раньше, чем кто-то что-либо успел сделать. Или, возможно, они уже все были там мертвы – теперь этого не узнает никто.

Контр-адмирал Пэкинхэм увидел поднимающуюся в небо ослепительную вспышку кордитного пламени, на мгновение осветившую все вокруг на несколько миль. Стало светло, как днем. Смертельно раненный «Лайон» описывал пологую циркуляцию, постепенно все более и более кренясь на левый борт. Потом напора раскаленных газов не выдержали клинкетные двери в бронированных переборках, и, пройдя через отделения главных холодильников и кормовых кочегарок, волна огня вызвала пожар в подбашенном отделении башни «Q». Несколько минут спустя прогремел взрыв хранящегося там боезапаса.

Но еще раньше, когда накренившийся «Лайон» еще чудом держался на воде, адмирал Пэкинхэм успел увидеть, как взрывается следующий вторым в колонне линейный крейсер «Тайгер». Всего один снаряд, упавший с сильным перелетом, и вот оно – «золотое попадание».

В самом начале боя британская эскадра потеряла два боевых корабля, так и не видя противника и не имея возможности достойно ему ответить. Даже днем в условиях хорошей видимости британские корабли, обладающие превосходной дальнобойной артиллерией, из-за несовершенства оптических приборов наблюдения были вынуждены сражаться на крайне невыгодных для себя дистанциях 60–80 кабельтовых. Ибо на большем расстоянии противника просто невозможно было разглядеть.