Непобежденный

Н Е П О Б Е Ж Д Е Н Н Ы Й

Роман в трех частях

Издательство «Жар-Птица»

2018 г.

«Эту книгу должны прочесть

миллионы читателей»…

Когда меня по роду моей деятельности издательство попросило написать рецензию на эту книгу, я сразу же подумала о том, что возьму книгу с собой в дорогу, в поезд – как раз мне предстояла командировка в город Владивосток, а это больше суток пути из моего родного города. Но открыв книгу в тот же день, я не могла выпустить ее из рук, с первых же страниц она захватила и уже не отпускала меня, так и прочла ее залпом, что называется, в один присест, до глубокой ночи, пока не перевернула

последнюю страницу. Я к тому времени только что окончила Литературный институт, и приходилось прочесть немало книг – и классиков и современных авторов. Но давно я уже не читала такой сильной, прочувствованной книги, с таким глубоким эмоциональным воздействием меня, то есть, на читателя. Сопереживая героям, я окуналась в описываемое автором время, и сразу вспоминала о том, как мы жили в это время. Как будто это со мной всё было, я всё это сама прожила со своей семьей, пережила трудные времена, о которых не принято было говорить, когда каждый карабкался, как мог, выживая. А ведь в то время перед многими и многими зияла пропасть, не было ни одной подсказки, как выжить. Кто-то отстранялся от проблем, уходя в пьянку и наркоманию, а нашему герою повезло несколько больше – он влюбился. Сложно говорить о праведности его пути, когда эра беззакония вступала в свои права во всех проявлениях жизни. В этом восторженном и целомудренном чувстве было его спасение. Ведь «непобеждённый» – не синоним личности героя романа, а качество духа человека, дошедшего до ада в душе. Убив омоновца за то, что у него на посту ГИБДД хотели отнять выловленную в путину рыбу, без которой не выжила бы его семья, (тот, к счастью остался жив), герой дошёл до самого дна. А потом поднялся, потеряв всё.

Нищета, борьба за выживание, отчаяние, страх за детей и чувство ответственности за них, безысходность и надежды на лучшее, любовь, преданность этой любви, предательство близких людей, с которыми свела героя судьба, его спокойное мужество и сила характера, бегство из родного города, жестокий и циничный обман работодателей того времени, скитания героя в Москве и по загранице с чужими паспортами в кармане, – всё это соединилось и сплелось в удивительный роман о нашем недавно ушедшем времени, – в роман, главная заслуга которого мне видится в том, что большой период жизни страны, исторические потрясения показаны изнутри, через судьбы героев, через их семьи – без всяких рассуждений и философствований, к чему, собственно, должен всегда стремиться большой мастер, ибо история и состоит из частностей – граней, в которых преломляется свет судеб отдельных личностей, создавая одно большое солнце – судьбу страны. Как же это просто и как, наверное, сложно – через судьбу человека (или несколько судеб) показать целую эпоху на ее разломе. В этом сила романа и его эмоциональное воздействие. И всё это написано отличным русским языком, легким и изящным.

Я отдала книгу соседке по лестничной площадке Галине Николаевне, бывшей учительнице, пенсионерке, чтобы сравнить ее впечатления с моими, и через пару дней, возвращая мне книгу, она сказала: «Знаешь, Таня, эту книгу должны прочитать миллионы читателей. И те, кто пережил это время, и молодые, которые об этом не имеют никакого понятия, и будущие поколения, чтобы знали, как многие из нас жили в то время. Этот роман написан кровью и сердцем автора, поэтому он так легко и сразу забирает тебя. Я так переживала за героев, что пока не дочитала, не смогла закрыть книгу, а в конце, когда герой вернулся из заключения, просто не смогла сдержать слез, так сильно он написан, как и вся книга. И такая правда в ней показана, как будто сама жизнь писала эту книгу, диктовала ее автору, а ему, как летописцу, оставалось только верно записывать то, что диктовала ему сама жизнь».

Татьяна Колесникова,

член Союза писателей России.

I

Трехэтажный особняк этой преуспевающей строительной компании, переделанный из здания бывшего детского сада, был обнесен высоким бетонным забором. Надстроенный третий этаж резко отличался от двух остальных красным цветом кирпича, более частыми, но меньших размеров окнами со свежими, еще не крашенными снаружи рамами, различными фигурами и узорами из кирпичей, положенных поперек и выпущенных на несколько сантиметров вперед против общего ряда кладки. Венчали особняк деревянные, узорчатые башенки. «Северо-Западная строительная компания», – прочел Никитин табличку возле ворот.

Внутри дворика росли, как видно, с осени высаженные аккуратными рядками елочки

и были разбиты цветочные клумбы, меж которых пролегали асфальтированные дорожки. А сбоку особняка располагалась автостоянка, на которой были припаркованы три джипа и несколько японских легковушек. Какой-то человек в камуфляжной форме и спортивной шапочке, вероятно, охранник, лениво шаркал метлой по асфальту – сгонял с тротуарной дорожки воду от растаявшего снега. Работа была бесполезной, и Никитин сразу определил, что человек просто «дуру нарезает» от безделья, чтобы начальство не говорило, что вот-де сидит без дела.

У закрытых металлических ворот находилась деревянная будочка с дверью и двумя большими окнами – одно выходило наружу, другое – внутрь дворика. Это была проходная.

Никитин приблизился к ее дверям вплотную. Будочка насквозь просвечивалась солнцем. Он миновал ее и оказался во дворе. Рядом с проходной прогуливался еще один охранник, тоже в камуфляжной форме и спортивной шапочке на голове. Заметив Никитина, он с ленцой, шаркая ботинками с развязанными шнурками, подошел к нему. Это был молодой человек лет двадцати пяти, сытый, круглолицый, с неприятно, по-бабьи, отвисающим задом, – скорее всего жиреющий от неподвижности своей работы. Ему было даже лень завязать волочащиеся по асфальту шнурки, – должно быть, сунул в ботинки ноги, чтобы выскочить и прогуляться, а его шаркающая, ленивая походка сказала Никитину о том, что его нечасто тревожат в течение дня. Никитин заметил еще, что лицо у него было, как у скопца, с редким пушком, не знавшее бритвы.

– Вы по объявлению о работе? – спросил охранник.

– Да, – ответил Никитин.

– С дальнего торца дверь, – проговорил охранник и махнул в сторону особняка.

Внутреннее убранство особняка отличалось еще большим благополучием и довольством теплой, сытой, отлаженной жизни: в холле стояли пальмы в кадках, два огромных аквариума с рыбками, кожаная мягкая мебель у входа, стены были отделаны мраморной крошкой. Все это было не в диковинку Никитину, он видел офисы и покруче этого, но теперь даже всякий вид обычного благополучия и довольства вызывал в нем острую тоску.

За день шатания по слякотным улицам города у него промокли ноги от дырявых подошв; в правом ботинке при каждом шаге слышался противный хлюпающий звук, и, как тщательно ни вытирал Никитин ноги о губчатый коврик у входных дверей, за ним все равно оставались мокрые следы на новом, ещё не затертом линолеумном полу. Никитину даже казалось, что они оставались не от самих ботинок, а от насквозь промокших носков.

У одного из кабинетов первого этажа было многолюдно. Часть людей в ожидании своей очереди сидели на стульях, а часть стояли вдоль стен, либо поодиночке, либо группками. Некоторые из них о чем-то вполголоса переговаривались.

Никитин спросил последнего в очереди и в ожидании сел на освободившийся стул, по привычке подобрав под себя ноги.

За три года полного безденежья с тех пор, как летом 1995 года его – некогда инженера-технолога одного из отделов судостроительного завода – уволили с предприятия из-за остановки предприятия и отсутствия заказов, он еще не успел до конца обноситься. И если судить по одежде, он еще не выглядел совсем оборванцем, последним нищим. Кроме ботинок, еще ничто не кричало в его наружности о бедственном положении. Он снял норковую рыжую шапку – она была еще хороша, мех вытерся только на ободке, у подкладки. Кашемировое пальто тоже смотрелось еще пристойно, так же, как и фланелевый шарф в коричневую полоску, под цвет пальто. Но его ботинки со скошенными каблуками, в некоторых местах зашитые по швам простыми нитками, так и кричали о нищете. Купить новые было не на что, а отдать такую рвань в починку он стыдился, да и, вероятно, их бы и не взяли в ремонт, так что, бывая в присутственных местах, Никитин старался прятать ноги под стул или под скамейку и никогда не сидел, заложив ногу за ногу.

Ждать своей очереди пришлось около часа. Из кабинета то выходили, то очередные входили, и на всякого вышедшего из кабинета тотчас же набрасывались с расспросами: как да что, о чем спрашивают, какие вопросы задают, да какие требования? – в точности все было, как на студенческом экзамене, когда проэкзаменованный выходил из аудитории, либо счастливый, либо несчастный, либо недовольный.

Никитин присматривался к людям. Были среди безработных разные люди – и немолодые, как он, и молодые, и среднего возраста. Случалось, кто-то выходил из кабинета со счастливым лицом – это означало, как уже понял Никитин, что такому человеку давали направление на участок на собеседование с его начальником. Практически это означало, что человека принимали на работу.