Непобежденный
Шрифт:
«Через десять дней с полным блокнотом впечатлений, заявлений и своими собственными выводами я предстал перед М. В. Зимяниным. Секретарь ЦК все выслушал, не комментировал… Вопросы его были точны и по делу. Особенно его заинтересовал Ким Ен Сам.
– Давай-ка где-то потом пригласи его в Москву, – сказал Зимянин. – Попроси Женю Примакова, чтобы по линии Института мировой экономики и международных отношений ему оказали самый радушный прием.
Получалось, что тема Олимпиады как бы ушла на второй план. Но это только казалось. Мои скромные журналистские выводы вряд ли были решающими. Решимость М. В. Зимянина, отделов ЦК – пропаганды и международного, МИДа, Спорткомитета, а также лично президента МОК Самаранча, его первого заместителя Виталия Смирнова сыграли главную роль.
Больше всех радовался этому Михаил Зимянин.
А я приобрел на всю жизнь замечательного корейского друга – Ким Ен Сама (он после Ро Де У стал президентом Республики Корея)».
Гибель
Но боль утраты не оставляла. Каждый вечер он возвращался к стихам о Гагарине. О том, что произошло дальше, можно прочитать в дневнике Твардовского:
«12 апреля 1968 г.
Приезжаю с последним вариантом “Гагарина” в редакцию, где ждет гранка из “Правды”. Вдруг Зимянин (тогдашний редактор “Правды”) говорит:
– Стихи очень искренние, трогающие, не говорю уж о мастерстве, что тут говорить – я преклоняюсь… Но с политической стороны… Недостаточно чувства патриотизма, не сказано даже, что это партия послала его в космос, советская родина. Стихи, извините меня, беспартийные.
– Хорошо, снимите их.
– Что же вы сразу с позиции обиды…
– Не с позиций обиды, а с позиций достоинства серьезного автора, которому говорят детские вещи. Если вы не усматриваете в этом стихотворении патриотического чувства, то не затрудняйтесь, снимите.
– Вот вы как…»
Стихи Твардовского о Гагарине так и не появились в главной газете страны. Привожу их с волнением. Уверен, что отец, одним из любимых поэтов которого был Твардовский, позже сожалел о своем решении.
Памяти Гагарина
Театральный художник Борис Асафович Мессерер в 800-страничном томе воспоминаний под названием «Промельк Беллы» рассказывает о приеме секретарем ЦК М. В. Зимяниным его супруги Б. А. Ахмадулиной по вопросу о ее поездке во Францию по приглашению Марины Влади. Снова без цитаты не обойтись: «Зимянин принимал Беллу строго по-деловому, интересуясь деталями заполнения анкеты. Правда, он подсматривал ее имя-отчество, записанное на специальной бумажке, лежавшей в ящике его письменного стола, который он каждый раз выдвигал, чтобы свериться с текстом, прежде чем уважительно к ней обратиться. К тому же он, как бы незаметно для Беллы, вытягивал из приоткрытого ящика сигарету “Marlboro” для себя, вежливо угощая Беллу “Столичными”, которые лежали на столе.
Белла мучительно вспоминала, что ей наказал Вася Аксенов, но слова вылетели из памяти, и лишь в последний момент она выпалила:
– Я не крепостная девка Белка! И хочу поехать по этому приглашению!
Зимянин поднял брови и сказал:
– Спокойнее, спокойнее, Белла Ахатовна!
Но выезд все же разрешил!»
Все было бы интересно и даже забавно в этом отдающем словоблудием сюжете, если бы не одно обстоятельство. Беседа Зимянина с впечатлительной поэтессой происходила в 1978 году. К тому времени Михаил Васильевич уже четыре года не курил из-за тяжелейшей болезни легких.
Сюжет с сигаретами напомнил мне эпизод из советского детективного фильма пятидесятых годов «Ночной патруль», где жуликоватый и вороватый бухгалтер в блистательном исполнении Сергея Филиппова в беседе со следователем признается, как сложно ему вести двойную жизнь:
– В левом кармане держу коробку «Тройки», сигарет с золотым обрезом из отборного табака, а в правом – пачку дешевых папирос «Беломорканал», и все время боюсь перепутать!
Явно хотелось Мессереру и Ахмадулиной показать Зимянина еще и этаким жульничающим фокусником, манипулирующим с ящиками своего стола и с пачками сигарет.
Испытываешь неприятные чувства, когда читаешь подобные опусы, сочиненные известными деятелями отечественной культуры. Так и напрашивается булгаковское «Поздравляю вас, господин, соврамши!»
А вот байку Виктора Шендеровича «Близость к первоисточнику», опубликованную в его сборнике «Изюм из булки», привожу не без удовольствия:
«Как-то, в самый разгар застоя, Смоктуновскому предложили написать статью о Малом театре, где он в ту пору играл царя Федора Иоанновича, – статью, ни больше ни меньше, для “Правды”. Ну, он и написал о Малом театре – некоторую часть того, что он к этому времени о Малом театре думал.
А думал он о нем такое, что вместо публикации, через несколько дней, Смоктуновского попросили зайти на Старую площадь, к Зимянину.
Справка для молодежи: на Старой площади располагался ЦК КПСС (сейчас там, по наследству, наводит ужас на страну Администрация президента), а Зимянин был некто, наводивший симметричный ужас при советской власти.
По собственным рассказам Иннокентия Михайловича, когда он вошел в кабинет и навстречу ему поднялся какой-то хмурый квадратный человек, артист сильно струхнул. Но это был еще не Зимянин, а его секретарь. И кабинет был еще не кабинет, а только предбанник.
Зимянин же оказался маловатого роста человеком – совсем малого, отчего Смоктуновскому стало еще страшнее.
– Что же это вы такое написали? – брезгливо поинтересовался маленький партиец. – Мы вас приютили в Москве, дали квартиру, а вы такое пишете…
Член ЦК КПСС был настроен основательно покуражиться над сыном Мельпомены, но тут на Смоктуновского накатило вдохновение.
– Пишу! – заявил вдруг он. – Ведь как учил Ленин?
– Как? – насторожился Зимянин.
Тут бывший Гамлет распрямился во весь рост и выдал огромную цитату из лысого. К теме разговора цитата имела отношение самое малое, но факт досконального знания совершенно выбил Зимянина из колеи.