Непочетник
Шрифт:
Не вытерпела я -- пошла. Прихожу домой, а в избе полная застолица: Николка, кум, кума, приятеля два Николкины сидят, чай пьют, баранки едят, веселые такие все.
Поклонилась я, хотела сказать: "Мир честной компании", -- да, язык не поворотился. Прошла в чулан, сижу, жду, что будет.
Отошла
Вышла я, взглянула на молодуху, лежит веселая да румяная; посмотрела дитю, -- и дитя здорово.
"Ну, что ж ты, -- говорю, -- сынок родимый, горячился да бесчинствовал без поры да без толку, ведь все по-благополучному вышло?"
"По-благополучному".
"А ты метался как собака в мешке, и себя намучил и меня разобидел. Понимаешь ли ты, какое мне прискорбие нанес иль нет?"
Вспыхнул он это весь, поднял голову да и говорит:
"А ты-то понимаешь, что ты нам зла-то наделала?"
"Какого зла?"
"Так ты и понять не хошь?"
"Нет".
"Ну, и говорить с тобой нечего, -- у тебя в душе-то рогатый сидит".
Обидней мне ономешних эти слова показались.
"Да что ты только говоришь-то? Да смеешь ли ты матери так язык отверзать? Ах ты, подлец этакий!.."
Схватила я сковородник и давай им его охаживать. Ударила я раз, другой и третий его… Только вдруг он как выпрямится да схватит меня за руку со сковородником да как вырвет его да об угол. А сам повернул меня да в чулан и втолкнул. "Я, -- кричит, -- тебе не мальчик и над собой мытариться не дам! Не моги, -- говорит, -- отверзать руки на меня".
Я опять из избы вон да ночевать в люди. Собрался ко мне народ,
– - И умно сделала, у нас за это не похвалят, -- молвил Левоныч.
– - Только захоти, а то так взъерепенят сударыню-то, что до новых веников не забудет.
– - За такие дела нельзя похвалить, -- поддакнул ему старик.
– - Божью заповедь нарушает; сам бог сказал: "Чти отца и мать", -- а он что делает?
– - Ну, вот я и пришла, -- продолжала, переходя в плаксивый тон, старуха.
– - Думаю, что в обиду не дадут, а если не обсудят, то что ж тогда будут делать? Уж родное детище из власти выбивается, тогда на свете и жить нельзя.
– - Обсудят… как тебе хочется, так и обсудят, -- внушительно сказал Левоныч и стал снова набивать трубку.
И по время окно в волостной конторе отворилось и из него высунул взъерошенную голову только что проснувшийся писарь и крикнул:
– - Левоныч, ступай, ставь самовар!
– - Сейчас!
– - молвил Левоныч и, поспешно спрятав трубку в карман, поднялся со ступенек.
– - Ну, вот, -- обратился он к бабе, -- и повестку тебе напишет и расскажет, когда приходить.
– - И, сказав это, Левоныч пошел в контору; баба последовала за ним.
Старик, проводивши их, зевнул и, видя, что тут больше делать нечего, кряхтя, тоже поднялся с крыльца и не спеша побрел к своему двору.
1898 г.