Неподходящая женщина

Джеймс Джулия

Неудивительно, что все так смотрели на меня. Они увидели ночную бабочку, блондиночку Алексеуса в платье, открывающем все ее прелести, с бриллиантовым колье, полученным за заслуги постели…

Кэрри отвернулась.

И теперь она носит ребенка человека, который сознательно сделал ее объектом презрения для своей матери и ее гостей.

Смотреть на него неприятно, невыносимо. Комок в горле мешает дышать.

Янис назвал меня проституткой. И он прав.

Это именно то, что я есть. Тупая маленькая вертихвостка, жадная до красивой жизни, пожелала пережить наяву идиотскую фантазию, не думая, что делает, как себя ведет. Я называла романтичным то, что было просто грязным — грязным, пошлым и дешевым. Все время, всегда...

Только теперь Кэрри осознала — в сказке жила она одна. Алексеус никогда ничего подобного и в мыслях не имел. Он считал и считает ее именно той, кем она и является — легкодоступной женщиной.

Но беременность — нет, это невозможно. Не может быть.

Хотя на самом деле очень даже может. В Нью-Йорке они говорили об этом. Кэрри сказала, что не принимает таблеток, и Алексеус уверил — он всегда будет соблюдать осторожность. Казалось, так и есть. Но абсолютной защиты не бывает, и теперь она в этом убедилась.

— Кэрри, — тихо произнес Алексеус.

Конечно, горько подумала Кэрри, ему сейчас очень досадно, жизнь приготовила ему ловушку — так он думает.

— Не волнуйся ни о чем. Я сделаю для тебя все, что нужно. Пожалуйста, не сомневайся. Я хочу, чтобы ты знала: если ты останешься беременной, я женюсь на тебе.

Она слышала его слова. Они падали в тишину, как камни. Она смотрела в стену. Потом закрыла глаза.

— Кэрри...

Господи, ну почему он не замолчит? Почему не уйдет?

Алексеус смотрел на нее, не понимая, почему она не отвечает.

Что она хочет, чтобы я сказал? Что еще можно сказать? Я бы желал, чтобы этого никогда, никогда не случалось...

Тяжело вздохнув, он вышел.

Может, удастся хотя бы на время скрыться от страшной проблемы в офисе? На вилле Беренис, как и во всех владениях Николадеусов, есть прекрасно оборудованные офисы.

Поработаю, глядишь, и время пройдет.

Часы, решающие его судьбу. Судьбу, занесшую дамоклов меч над его головой.

Эмоции переполняли его.

Я не хочу ее беременности. Не хочу, чтобы это было правдой.

Просто пусть все окажется дурным сном.

Господи, да как же такое возможно — нечто столь быстрое, мимолетное, скоротечное, как сексуальное удовольствие, приводит к такому результату? Женщина беременна его ребенком...

Алексеус выключил компьютер и вышел на террасу. Здесь все казалось таким нормальным, таким обычным.

Спокойная лазурь моря, вдали белый парус... Это Янис, он мельком видел его вчера, возвращаясь с виллы после пренеприятнейшего разговора с матерью. Он тогда прервал ее гневную тираду с упреками относительно

его выходки на обеде, сказав, что она сама виновата.

Но сейчас не время думать об отношениях с матерью. Теперь ему не до ее интриг.

Горькая ирония судьбы...

Алексеус вновь перевел взгляд на белеющий вдалеке парус. Вероятно, Янис испытывал какое-то извращенное удовлетворение, живя в лодочном сарае, специально им перестроенном. Лодочный сарай находился слева от виллы, а летний домик, — жестокий сигнал нежеланной жене, что муж предпочитает ей другую, молоденькую и хорошенькую, — спроектированный когда-то его отцом для матери Яниса, справа.

Более тридцати лет назад зачатие Яниса изменило жизнь каждого из них навсегда.

Управляемый опытной рукой парусник бороздил море почти на линии горизонта.

Буду ли я стоять здесь через много лет, уже стариком, и смотреть, как мой сын управляет парусником, сын, зачатие которого стало всего лишь досадным недоразумением?

Эта мысль объединяла прошлое и будущее, переплетала связанные друг с другом жизни в судьбу, в фатум. Чудовищность произошедшего с Алексеусом перекликалась с событиями прошлого, и прошлое было все еще здесь, было живым и реальным.

Потому что Янис живой и реальный...

Как и дитя в утробе Кэрри.

Алексеусу вспомнилась прочитанная им когда-то фраза: «Нельзя понять время, пока не станешь родителем. Дети создают время своим существованием — они создают прошлое и будущее».

Тогда он отмахнулся от этой мысли.

Теперь он понял. Ребенок в утробе Кэрри — его будущее, он должен принять его. Будущее, на которое однажды, уже стариком, он станет смотреть и вспоминать этот момент.

Не хочу будущего, хочу прошлое. Мое радостное, без лишних сложностей, полное удовольствий прошлое.

Но оно не вернется. Всё. Если только...

Нет. Об этом нельзя даже думать! Скорей в офис, к компьютеру, к работе, искать забвения.

— Алексеус! — раздался за дверью требовательный и властный голос матери. — Мне нужно поговорить с тобой.

Он заставил себя откликнуться, не мог иначе. Лучше бы она уехала пораньше утром со всеми своими гостями, но она осталась. Алексеусу вспомнились его собственные слова, брошенные ей: «Я никогда не женюсь».

Похоже, жениться мне все же придется...

Он повернулся к матери.

— Правда, что девица, которую ты привез сюда, беременна? — спросила та, сжимая дверной косяк так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Да.

— Ты знал? — Беренис задавала свои вопросы бесстрастно, лицо ее казалось окаменевшим.

— Нет, пока она не потеряла сознание сегодня утром.

— Выкидыш?

— Неизвестно. Угроза остается. — Он ждал, когда она снова заговорит. Пусть скажет то, что так хочет сказать.