Непокорное сердце
Шрифт:
– Да она ведьма, – прошептал Унвин и перекрестился.
Серл хмыкнул:
– Мне приходилось бок о бок сражаться с воинами, которые точно знали, что эта битва будет для них последней. Поскольку все они были христианами, я полагал, что Господь давал им такое знание, дабы они успели исповедаться. Правда, не помню случая, чтобы кто-то успел…
– Гадалки и предсказательницы очень часто живут уединенно, вдали от людей, – проговорил Дрого, словно размышляя вслух. – Их обычно боятся и ненавидят. Но какое отношение имеет к ним эта девушка?
– Опасаешься, что она навлечет беду
– А кто сказал, что я хочу ее взять?
– Не кто, а что, – твой взгляд. Я уж испугался, что ты набросишься на нее сразу, не дождавшись, пока старуха умрет, – усмехнулся Серл.
Лицо Дрого залила краска; потому что друг попал в точку: только уважение к смерти не позволило ему схватить девицу в объятия.
Тем временем она опять появилась на пороге, но уже с телом старухи, обернутым в саван.
Серл подошел к девушке и, протянув руки, мягко сказал:
– Дай-ка ее мне, детка, а то, боюсь, уронишь. Будет лучше, если я помогу тебе оказать ей последние почести.
Не будучи уверенным, что девушка его понимает, Серл постарался объяснить ей все жестами.
Секунду поколебавшись, Ида кивнула, передала ему тело, и они подошли к вырытой могиле. Увидев надпись на кресте, девушка горько вздохнула: Эдит не солгала – ей действительно была известна дата своей смерти.
Один из норманнов пробормотал слова молитвы, и, наверное, следовало быть ему благодарной, но Ида не испытала таких чувств: чужеземец не священник, да и лесная поляна вовсе не кладбище, освященное церковью. Судьба оказалась на редкость несправедлива к старой Эдит – большую часть жизни та прожила в одиночестве, и в одиночестве же будет лежать здесь, в лесу.
Засыпав могилу, норманны отошли в сторону, и девушка, оставшись одна, уложила на холмик земли несколько тяжелых камней, чтобы отметить место захоронения и защитить тело от хищников. За этой печальной работой она совершенно забыла о норманнах, а когда обернулась, ее изумлению не было предела: все норманны, кроме того, которого они называли Дрого, скинув кольчуги, в одних рубахах с завидным усердием гонялись за домашней живностью Эдит, однако животные и птицы не давались им в руки и титанические усилия воинов не приносили никакого результата. Уперев руки в бока, Ида пару минут взирала на эту нелепую сцену и, в конце концов, пришла к выводу, что чужеземцы, должно быть, имели опыт общения с домашними животными исключительно за обеденным столом, когда те представали перед ними исключительно в жареном, вареном или печеном виде.
– Похоже, мастера размахивать мечом не в силах справиться с курами, – усмехнулась Ида, без всякого страха приблизившись к норманнам. – Ничего не видела смешнее. Да вы со своими способностями добывать пропитание скоро с голоду перемрете.
– Что ей надо, Дрого? – в недоумении уставился на девушку Танкред. – Может, это ее животные?
– Думаю, она чем-то недовольна, вот и ругается, – предположил Дрого.
– Это я и так понял, но за что? За то, что нам приходится забирать этих животных? Так мы же не по своей воле…
Секунду Дрого в упор смотрел на девушку, затем сказал:
– Пока не знаю, но все же наденьте
Ида загнала домашнюю живность Эдит в клетки, с грустью подумав, что в этом году старуха могла бы неплохо заработать, а когда один из норманнов подвел повозку, поставила в нее корзину с яйцами. Все, чем владела старая ведунья, забрали те, кто ее убил. При этой мысли в душе девушки опять вспыхнул гнев, но она постаралась его погасить. Что случилось – то случилось, и тут уже ничего не поделаешь: надо смириться с судьбой и выполнить последнюю волю Эдит – взять завещанную ею шкатулку.
Опустив голову, Ида медленно направилась к хижине, а когда скрылась внутри, Серл, который привязывал к телеге скотину, окликнул Дрого и в ответ на его вопросительный взгляд заявил:
– Мне не нравится эта девушка.
– Чем же именно? – удивился тот.
– Мне кажется, она притворяется, что не понимает нас, а если ее обучили французскому, она не из простой семьи. Взгляни на ее платье: да, измято, местами испачкано, но в таких не ходят служанки и рабыни или дочери бедняков. Так что, прежде чем с ней связываться, хорошенько подумай.
Немного помолчав, Дрого пожал плечами:
– Какая разница? Саксы – наши враги, а она одна из них.
– Из саксов ли? Здесь немало знатных норманнов.
– Тогда что она делает в этой убогой лачуге? Она поедет с нами, хочешь ты этого или нет.
И Дрого, не обращая внимания на скептическую усмешку Серла, двинулся к домику. Дверной проем оказался таким низким, что ему пришлось нагнуть голову. Девушка стояла на коленях возле открытого шкафа и разглядывала стоявшую перед ней на полу небольшую шкатулку. На звук его шагов, вздрогнув, она обернулась и схватила шкатулку. В глазах ее горела такая ненависть, что Дрого замер, словно налетев на невидимую преграду, а потом поклялся себе, что сделает все возможное – а если понадобится, то и невозможное, – чтобы эта ненависть исчезла.
Глава 4
Огромный шкаф, в котором Эдит хранила свои вещи, открылся с натужным скрипом. Отложив в сторону сложенные стопкой старые покрывала и простыни, Ида обнаружила резную шкатулку, но не сразу решилась прикоснуться к ней: что-то ее пугало, – поэтому девушка почти обрадовалась, когда кто-то вошел в комнату. Обернувшись и увидев того самого норманна, который стал невольным виновником смерти старой Эдит, Ида мгновенно забыла о своих сомнениях, схватила шкатулку и прижала к груди.
В сердце ее ненависть вспыхнула с новой силой, и, пытаясь взять себя в руки, она уставилась на вошедшего. Да, произошла трагедия, внушала она себе, но этот воин не хотел убивать и, судя по всему, сам переживал из-за случившегося. Как бы то ни было, он чужеземец, враг, который нарушил привычный уклад и резко перевернул всю ее жизнь.
Была еще одна причина столь острой неприязни к этому норманну; невзирая на доводы рассудка, ее тянуло к нему, – хоть она никому и никогда не призналась бы в этом. Ее завораживал его низкий бархатный голос, внушала трепет широкоплечая стройная фигура, восхищало мужественное красивое лицо.