Непокорное сердце
Шрифт:
Но Торн никогда не позволял этому чувству глубоко проникать и захватывать себя. И хотя связи с женщинами доставляли ему огромное наслаждение, они всегда оставались мимолетными и были не более чем развлечение.
Но Шана… С ней все было гораздо сложнее и намного больше, чем просто утоление животного инстинкта. Ночью она пошла ему на уступку, нет, это было больше, чем уступка. Торну показалось, что она испытывала не менее сильное желание, чем он.
Он мечтал, чтобы она сама захотела ему отдаться, нежная и податливая в его руках. Так и случилось. Он ласкал ее дерзко, даря такие ласки, какие только могло представить
Но все же Торн чувствовал какую-то горечь, которая словно рана оставила след в его душе. Он снова и снова говорил себе, что должен быть доволен, ведь он никогда даже не мечтал, что она отдастся ему по собственному желанию. Но граф начинал понимать, что ему хочется большего, чем обладание ее телом. Ему хотелось завладеть ее сердцем…
Так как его уже было украдено.
Торн уже не мог дольше себя обманывать. Его жена, не желавшая его, забралась к нему в душу, словно ночной вор, и захватила то, что было не в его власти отдать, кому бы то ни было. Он не мог сопротивляться, даже не мог протянуть руку, чтобы остановить это. Так как дело уже было сделано.
Впервые между ними наступило перемирие, близость и дружба, которую он безмерно ценил. И ему не хотелось, чтобы это когда-нибудь кончилось.
Но эта идиллия не может продолжаться всегда.
Послышался негромкий, словно булькающий ручеек, звук. Это камешек упал с мазанки. Этот звук прервал размышления Торна.
Де Уайлд набирал силы днем, и они с Шаной проводили время, наслаждаясь мирными картинами, которые их окружали. Лучи солнца просвечивали сквозь низкие нависшие облака над горными вершинами, отбрасывая розовато-пурпурную дымку у горизонта. Девушка и рыцарь постелили одеяло в тени большого дуба. Шана лежала, прижавшись к боку мужа, положив голову ему на плечо.
– Шана, – он негромко произнес ее имя. – Утром мы должны отправиться в Лэнгли.
Она встретила эту новость молчанием. Рядом с ним она лежала совершенно тихо. Они не говорили о конфликте между Англией и Уэльсом, не обсуждали причину своего пребывания здесь, в этой горной долине. Девушка почувствовала, как тяжесть навалилась ей на грудь. Торн словно ужалил ее и вызвал чувство обиды тем, что решил нарушить этот трепетный мир, который так неожиданно их окутал.
Здесь, в этом укромном уголке, далеко от тревог, которые раскалывали страну на две части, они были словно на небесах, где не существовало ни Англии, ни Уэльса. И до этого момента Шана даже не догадывалась, как это было ценно.
Ее сердце сжалось. Если бы только они могли остаться здесь навсегда. Если бы только…
Но, увы, этому не бывать, хотя все у принцессы вызывало боль и отчаяние. Она медленно села, обхватив руками, колени и подтянула их к груди. Несмотря на то, что солнце светило у нее над головой, она вся задрожала, как будто холодный
Торн с трудом сдерживался. То, что Шана отстранилась, неприятно подействовало на него.
– Мы не можем больше здесь оставаться, Шана. Моя нога почти зажила, и нет необходимости задерживаться. – В его голосе чувствовалось сожаление, но безошибочно угадывались стальные нотки.
– А что, такая уж необходимость возвращаться в Лэнгли, да? В конце концов, беспокойные валлийцы будут подавлены. – От душевной боли Шана наклонилась к коленям и яростно посмотрела на Торна. – А как же быть с Мэйв и Эвери? Скажите мне, милорд, вы в душе считаете их врагами? Вы что, дурачили нас, смеясь и болтая с ними эти несколько дней? Неужели я ошибалась, думая, что для вас не имеет никакого значения, что они валлийцы? Мэйв спасла вам жизнь, и мы укрылись в домике их сына, который сражается в армии Левеллина. Что, если вы встретитесь с ним на поле битвы и убьете его? Будет вас волновать то, что вы лишили жизни сына своих спасители?
Торн протянул руки и почти грубо привлек ее к себе.
– Да, меня это будет волновать, – резко сказал он. – Вот поэтому нужно как можно быстрее закончить эту войну, чтобы пощадить жизни валлийцев и англичан. Если бы это было в твоей власти, думаю, ты бы заставила меня бросить меч и связала бы мне руки, словно глупая старая женщина. Но если это так, то вы слишком мало знаете о мести, принцесса, и еще меньше о преданности и обо всем, что из этого вытекает. – Он хрипло рассмеялся. – Но думаю, это слишком большая просьба. Просить вас понять это. Ведь вы всегда с такой готовностью думаете обо мне самое плохое!
И хотя на его лице бала написана укоризна, в глазах промелькнула едва уловимая боль, которая колола Шану, заставив смягчиться и почувствовать себя виноватой.
– Когда-то так и было, – сказала она тихо и уверенно. – Но не теперь, Торн, не теперь.
Он крепко вцепился в ее руки.
– Ты не поверила мне, когда я сказал, что не принимал участия в убийстве в Мервине и в смерти твоего отца. Ты не верила мне, когда я отрицал, что содеянное в Лэндире, моих рук дело. И ты хочешь сказать, что веришь мне теперь, после всего этого?
Он искал ответ в ее глазах, так же, как Шана искала ответ в своем сердце.
– Да, – сказала она и знала, что это правда.
Торн ослабил свою хватку. С лица исчезло напряжение, а голос почти молил ее.
– Я не знаю, почему кто-то решил прикрываться моим именем. Кто-то пытается воспользоваться мной. – Граф глубоко вздохнул и продолжил говорить, словно обращаясь к самому себе. – Испортить мою репутацию, может быть, для этого. Я должен узнать, кто это делает, и покончить с этим. Я не хочу, чтобы мое имя было оклеветано.
Шана нахмурилась. Нехорошее предчувствие охватило ее, и она задрожала, не в состоянии избавиться от него. Она боялась не за себя, а за Торна.
Но прежде чем принцесса смогла собраться с мыслями, пальцы графа начали теребить ее волосы. Он повернул девушку, дерзко требуя ее губы, и обрушился в страстном необузданном поцелуе, который лишил ее возможности говорить и дышать, и стер из головы все мысли. Молча Торн положил ее на себя. И когда, наконец, их бедра заколыхались в диком, огненном, старом, как мир, танце, они ощутили неистовую, почти отчаянную потребность в любви.