Непокорное сердце
Шрифт:
Он схватил ее за руку и, дернув, снова усадил на скамью. От злости и отчаяния в его голосе появились визгливые нотки.
– Глупо медлить, Брайони! – крикнул он. – Тебе уже восемнадцать, через несколько месяцев ты окончишь учебу и не сможешь больше скрываться за этими школьными стенами! И что тогда? Куда ты денешься, если не выйдешь за меня замуж?
– Пожалуйста, говори потише, Роджер, – сказала она, высвобождая руку. Несмотря на растущее раздражение, Брайони продолжала, не повышая голоса: – Я уже говорила тебе, что надеюсь съездить на ранчо
– На запад? Ты, наверное, шутишь! Это ведь дикие места, лишенные всякой цивилизации, населенные кровожадными индейцами и не менее опасными, одичавшими белыми. Поверь, тебе там не понравится! Я понимаю твою страсть к верховой езде, Брайони, – несколько смягчившись, продолжал он, – после женитьбы я буду счастлив предоставить в твое распоряжение добрую дюжину чистокровок для столь далекого путешествия. Ну же, подумай хорошенько, ведь тебе совсем не хочется тащиться в эту… Аризону, правда? Да и благословение отца ты вряд ли получишь. Он же не разрешал тебе приезжать до сих пор, верно?
– Да, – ответила она тихо и быстро отвернулась, чтобы он не заметил боль в ее глазах.
Роджер был прав. Отец очень редко приезжал к ней в школу. Вот уже три года, как они не виделись. Близости душевной у нее с отцом никогда не было.
Только ее мать, красавица Хелен, одаривала Брайони любовью и нежностью, но она умерла десять лет назад. Тогда Уэсли Хилл отдал дочь в лучший пансион, и с тех пор начались ее скитания по родственникам, письма время от времени и щедрые подарки на дни рождения. В сущности, его не заботило ничто – ничто, кроме собственной компании и собственного драгоценного времени.
Уэсли Хилл был энергичным, амбициозным человеком, не желавшим тратить время на маленькую дочь, которая бы путалась у него под ногами. Он занялся горнопромышленным бизнесом и после нескольких удачных инвестиций стал владельцем внушительной доли акций двух весьма выгодных золотых рудников в Колорадо. Он один из первых стал осваивать территорию Аризоны и приобрел десять тысяч акров прекрасных пастбищных земель вблизи юго-восточного приграничного города Винчестера. Теперь ему принадлежало пятнадцать тысяч голов техасского и мексиканского крупного рогатого скота. За пять лет его стадо увеличилось вдвое, несмотря на непрекращающиеся набеги апачей.
Из редких писем отца Брайони узнавала о его жизни – трудной, но интересной. Она была чрезвычайно огорчена отказами отца навестить его не только потому, что хотела увидеться с ним, но и оттого, что ею владело сильное, всепоглощающее желание увидеть величественный, легендарный запад. В ней жил дух приключений, которому никогда еще не позволяли вырваться на свободу, ограничивая стенами пансионов и респектабельными домами любезных родственников. Последнее время жажда приключений стала расти в ее душе, и вовсе не хотелось так просто терять надежду ее удовлетворить. Брайони жила верой в то, что однажды
– Роджер, я должна идти, – сказала Брайони, снова поднимаясь со скамьи. – Мы поговорим с тобой завтра.
– Нет, подожди! – выкрикнул он, но девушка решительно направилась прочь.
Разгорячившись, молодой человек не смог сдержаться, и его голос прозвучал несколько громче, чем он рассчитывал. Брайони, тревожно вскрикнув, посмотрела вверх, опасаясь, что какая-нибудь из ее одноклассниц выглянет в окно на шум. Но внимание Брайони привлекло ее собственное окно, потому что она явственно заметила, как прибавился свет в ночнике. В ее комнате кто-то был.
– Роджер, уходи! – отчаянно зашептала она, неожиданно осознав, как легко их обнаружить.
– Я… я извиняюсь, Брайони. Я не хотел кричать… – начал он виновато.
Она нетерпеливо толкнула его:
– Пожалуйста, уходи немедленно! Разве ты не видишь? В моей комнате кто-то есть, меня ищут! Они не должны застать нас вмес…
Брайони осеклась на полуслове, подняв глаза на свое окно. Совсем недавно там стояла она сама и смеялась над Роджером, но теперь… женщина в окне не смеялась. Сердитое выражение появилось на ее суровом лице, когда она заметила двух молодых людей во дворе.
Роджер застыл на месте, скованный страхом.
– Она увидела нас! – вскрикнул он в ужасе.
– Да, и все благодаря твоей глупости! – отрезала Брайони, забыв о советах подруг. – А теперь, Роджер, пока она еще не спустилась вниз, может быть, ты все-таки уйдешь? Смотри, она отошла от окна, наверное, уже идет сюда.
– Я не могу оставить тебя с ней один на один, – отчаянно сказал он, побледнев от страха перед надвигающейся бедой, но решив, однако, встретить ее, как подобает мужчине. – Это мой долг…
– Нет, нет, забудь о долге! Я сама справлюсь с мисс Грейсон, – торопливо заверила его Брайони, не ощущая, однако, в душе большой уверенности. Ее сердце бешено колотилось. Она поняла, что нарвалась на неприятности, и с ужасом ожидала предстоящую сцену. Но все же предпочтительнее было встретить скандал в одиночку, чтобы не беспокоиться вдобавок еще и за Роджера.
– Пожалуйста, тебе незачем вместе со мной выслушивать брань. Она наверняка не узнала тебя, и я обещаю не называть твоего имени. Умоляю тебя, уходи… мне будет гораздо легче одной.
Роджер был в явном замешательстве. Но когда на посыпанной гравием дорожке послышались тяжелые шаги, он, поспешно поцеловав Брайони в губы и пообещав связаться с ней на следующий день, бросился прочь.
Брайони обернулась как раз в тот момент, когда мисс Летиция Грейсон появилась на садовой дорожке. Ее мясистое красное лицо победно сияло.
– Ну, мисс Хилл, – громко произнесла она, складывая толстые руки на своей массивной груди, – что, позвольте спросить, означает это ваше из ряда вон выходящее поведение?