Непорочная грешница
Шрифт:
«Это потому, что он считает меня опозоренной», — мрачно отметила про себя девушка. Поскольку ее брак с Экстоном был заключен не по правилам, отец записал ее в разряд падших женщин.
А что было бы, узнай они, как я вела себя с Экстоном… Линни поежилась и почувствовала, как цепочка с рубинами впилась в ее нежную плоть.
— Ну? — Леди Хэрриет нетерпеливо постукивала концом своего посоха об пол. — Что скажешь? Или ты не смогла выторговать у своего мужа ничего лучше комнатушки священника? Стало быть, ты не ублажила его, как должно?
— Бабушка, прошу тебя, — взмолилась Линни, оскорбленная ее словами до глубины души. Она даже не могла поднять глаз, чувствуя на себе любопытные взгляды челяди.
— Бедняга, — леди Хэрриет переключила свое внимание на Мейнарда, услышав его стоны. — Как ты себя чувствуешь?
— Я… Я умираю, — едва слышно прохрипел он и снова и застонал. Сквозь его плотно сжатые веки сочились слезы.
? ? самом деле? — Вопрос леди Хэрриет на этот раз был адресован Линни.
— Нет, по-моему, с ним ничего страшного не происходит, — ответила она, моля бога, чтобы ее слова оказались правдой. — Просто… просто его выздоровление затягивается.
— А что будет с его рукой?
Теперь спрашивал отец, и Линни позволила себе перевести взгляд на него. Для воина, смысл существования которого заключался в сражениях, потеря правой руки означала конец всем честолюбивым устремлениям, поэтому рыцари предпочитали смерть доле беспомощного калеки.
— Боюсь, что ему не придется взять в руку тяжелый меч, — сказала она извиняющимся тоном, поглядывая то на отца, то на брата. Хотя в увечье Мейнарда не было никакой ее вины, она тем не менее не могла избавиться от чувства ответственности за приключившееся с братом несчастье. Может быть, если бы она проявила побольше умения, укладывая его поломанные кости в лубок, рука Мейнарда имела бы в будущем способность действовать? К сожалениию было ясно, что и через десять лет рука брата не выпрямится, не станет сильной, как прежде.
Мейнард принял участие в своей последней битве и проиграл ее. И теперь делом чести Беатрис было найти себе достойного мужа, который смог бы вернуть де Валькурам замок Мейденстон. А долг Линни заключался в том, чтобы предоставить сестре необходимое для этого время. Необходимо продолжать игру с Экстоном — и по возможности, как можно дольше.
— Ах, с какой бы радостью я отправила этого человека прямиком в ад, — прошамкала леди Хэрриет. Она принялась из угла в угол ходить по комнате, распугивая своим грозным видом челядь.
Линни сделала слугам знак удалиться. Когда в маленьких покоях остались только представители семейства де Валькуров, она обратилась к бабке с вопросом:
??ак там Биатрис? Что с ней, где она? — Тут Линни в смущении замолчала и взглянула на Мейнарда. Хотя тот, казалось, забылся сном, ей не хотелось открывать тайны в его присутствии, поскольку он мог ненароком кое-что услышать, а потом в беспамятстве проговориться. — Скажи мне, что ты знаешь о… о ней?
Леди Хэрриет испытующе посмотрела на нее.
— Она
— Я… Он… — Линни стала заикаться, а потом под грозным взором бабки смешалась окончательно.
Тем не менее она сделала отчаянную попытку начать снова, хотя ее лицо пылало от стыда.
— Я… — Тут она опять замолчала, встретившись с полными боли глазами отца.
— Выйди отсюда, Эдгар, — отрывисто приказала леди Хэрриет. — У нас разговор не для мужских ушей. — В этот момент протяжно застонал Мейнард, и старуха переменила решение. — Нет, лучше тебе, пожалуй, остаться. Побудь с раненым сыном, а мы с внучкой уединимся где-нибудь и посекретничаем. Ну, пойдем, что ли? — обратилась она к Линни, дергая ее за рукав.
Леди Хэрриет не нашла ничего лучше, как расположиться прямо в часовне, где на них со стен смотрели строгие лики Иисуса и Девы Марии.
— Ну, — сказала старуха, — поведай мне, что произошло между вами ночью. Чему ты от него, так сказать, научилась? И главное — какие у него слабости?
— У него… у него нет слабостей, — пробормотала Линни, не находя в себе сил, чтобы посмотреть старухе в лицо.
— Так что же? Был он с тобой жесток?
— Нет. Вернее, не все время, — Линни с трудом сглотнула, не зная, рассказывать ли бабке все до малейшей подробности.
— Он тебя бил? Делал больно?
В тоне старухи слышалось нечто Линни незнакомое. Неужели сочувствие? В это девушке верилось с трудом. Отвечать, однако, было нужно.
— Он не любит, когда ему противоречат. Не нравится, когда говорят «нет». Пока я во всем с ним соглашалась, он был довольно… снисходительным.
Старуха некоторое время взвешивала ее слова, потом у нее на лице появилась хитрая улыбка.
— Он хороший любовник? А то есть очень крупные, сильные мужчины, у которых — как бы это поточнее выразиться — не все соответствует росту…
Линни уставилась на старуху непонимающим взглядом. Неужели леди Хэрриет имеет в виду именно это?
Глаза у нее округлились. Неужели же бабке нужно знать и об этом?
— Он… у него… Он — большой, — заикаясь, произнесла она и залилась ярким румянцем.
— Ага! — удовлетворенно кивнула леди Хэрриет. — он получил удовольствие от общения с тобой? Ну… как сказать? Был ли он доволен? Проделывал ли он это с тобой один раз — или больше?
Линни не могла больше этого слушать. Она в негодовании вскочила на ноги и воскликнула:
? ? не могу об этом говорить. Это, наконец, непристойно.
Леди Хэрриет даже не шевельнулась.
— Твой брак в любом случае непристоен. Помни об этом. Кроме того, для нас важно, как он будет к тебе относиться — ведь это часть нашего плана. Итак, ему с тобой было хорошо?