Непорочная грешница
Шрифт:
Линни замерла от ужаса. В тусклом пламени свечи цепочки отсвечивали золотом и подмигивали озорными алыми глазками рубинов. Этот золотой блеск и алое мигание окончательно доконали ее и лишили сил.
Делать было нечего. Ее собирался изнасиловать человек, которого она любила. В один прекрасный день этот человек мог бы тоже полюбить ее, если бы не предательство, которое заставило его навеки ее возненавидеть.
Она повернулась к нему лицом и медленно отошла от двери.
Прежде всего Линни сняла с головы вуаль и стягивающий ее золотой обруч. Волосы золотым водопадом заструились у нее по плечам и рассыпались
Потом она стянула с себя платье, хотя у нее тряслись руки, а пальцы сделались непослушными от пота и, расстегивая крючки, скользили. Отбросив ногой туфли на низких каблуках, она предстала перед ним, прикрытая одной только рубашкой, которая держалась на узких лямках. Она была настолько тонкой, что в розоватом пламени свечи казалась прозрачной.
Хотя Экстон не сказал ни слова, Линни знала, что рубашку тоже предстояло снять. Она спустила ее с плеч, и рубашка сползла по телу и легким облаком упала к ногам.
Пока она раздевалась, он не шевелился. Его затуманившиеся глаза ни на секунду не отпускали ее взгляда. Теперь, когда она была готова прийти в его объятия, в Экстоне обозначилась перемена. Он сильно возбудился.
Линни перевела взгляд на меч и кинжал, лежавшие поодаль. Успеет ли она выхватить кинжал из ножен, прежде чем он ее перехватит? Сможет ли она им воспользоваться? «Вряд ли» — подумав, решила Линни. Один раз она уже пыталась воспользоваться оружием, когда он намеревался взять ее, как животное. Тогда она вступила с ним в бой. А потом… потом все перепуталось и пошло совсем не так, как было задумано… По мере того, как память услужливо предоставляла ей картины того, что тогда случилось, в ее душе зародилась надежда. Ведь он велел ей быть наверху, а значит, предоставлял право действовать самостоятельно.
В самом деле, если она быстро схватит оружие… Нет, лучше сначала предаться с ним любви. После этого он, возможно, потеряет бдительность, и тогда…
Чтобы успокоиться, Линии несколько раз глубоко вздохнула. Когда же взгляд Экстона переместился на ее обнаженные груди и заострившиеся кончики сосков, она ощутила одновременно досаду и новый прилив надежды. И снова глубоко вздохнула.
— Ложись на спину, — приказала она, усилием воли принуждая себя смотреть ему прямо в лицо. Она заметила, как хищно сузились у него зрачки, и, не давая ему заговорить, повторила: — Ложись на спину! Ты ведь этого хотел, не так ли? — добавила она с горечью. — Чтобы я тебя ублажала? Чтобы исполняла ту роль, какую ты мне отвел?
— По-моему, эта роль прежде удавалась тебе великолепно, — заметил он. При этом эрекция у него явно усилилась.
— Что ж, очень хорошо. Позволь мне в таком случае исполнить ее, как должно. Ложись на спину.
На этот раз Экстон подчинился. Он лег, как было ведено, на медвежью шкуру и теперь походил на опасного хищника, устроившегося на отдых, но готового в любой момент оскалить страшные клыки. Линни, однако, была настолько заворожена красотой сильного мускулистого тела, что забыла о всякой осторожности.
Она подошла к кровати и некоторое время разглядывала Экстона, поражаясь совершенству его тела, во многих местах отмеченного шрамами — знаком принадлежности
Он поймал ее руку за кисть и прижал к своему возбужденному мужскому органу. Она ощутила накал его страсти и затрепетала. Ее снова пронзила мысль, что человек этот ее не любит и питает к ней просто животную страсть. Она была просто не в силах отдаваться ему, зная, что он ее ненавидит.
Экстон провел ее рукой по своему телу, и Линни призвала на помощь всю свою волю, чтобы не отдернуть руку. Но, когда она взглянула ему в лицо, страх и брезгливость, завладевшие ею, сразу же улетучились, ибо в глазах Экстона отражалась снедавшая его невыразимая мука.
Тогда, не думая долго, Линни нагнулась и поцеловала его прямо в губы. Она почувствовала, как он вздрогнул и оцепенел. Видно было, что он никак этого не ожидал. Но это только подхлестнуло ее. Она поцеловала его снова — горячо и страстно, и сразу же испугалась, что поцелуй этот позволит ему догадаться о ее затаенных чувствах, а главное — о ее безграничной любви к нему.
Из всех ласк, какими они награждали друг друга, поцелуй занимал особое место. Первый раз они поцеловались в день свадьбы, а потом — лишь в тот памятный день, когда оказались в лесу на берегу реки. Для Линни это было едва ли не доказательством любви или, по крайней мере, глубоких и серьезных чувств. Вот и теперь, целуя его, она втайне заявляла ему о своих чувствах, и если бы он обладал душевной чуткостью, то смог бы услышать этот ее немой призыв.
Линни услышала вырвавшийся из его горла стон — казалось, он бессознательно сделал последнюю попытку отвергнуть ее любовь, но когда она секундой позже провела кончиком языка по его губам, они послушно раздвинулись. Когда же ее язык проник к нему в рот и встретил ответную упругую ласку его языка. Линии вздрогнула всем телом, впитывая в себя горько-сладкий привкус непросто доставшейся ей никем и нигде не провозглашенной победы.
Она целовала его снова и снова, и он награждал ее ответными поцелуями. Это было торопливое, страстное совокупление. Она возвышалась над ним, руководила его движениями, осознавая, что в этот момент он находится в полной ее власти. Как ни странно, какое-то шестое чувство непрестанно твердило ей, что и он тоже осознает это. В свое время он вознамерился завладеть ею полностью, но все обернулось так, что она завладела им.
Когда все закончилось, настали минуты невероятной тишины и столь же невероятного покоя.
В это мгновение Линии наконец прервала свой длившийся, казалось, целую вечность поцелуй и ткнулась носом в изгиб его могучей мускулистой шеи.
Они дышали в унисон, их тела переплелись, и они походили на чрезвычайно сложный, но единый организм, существующий по ему одному ведомым законам. Когда она начинала двигаться, его рука, покоившаяся у нее на пояснице, тоже начинала двигаться в такт ее движениям, поглаживая и лаская кончиками пальцев округлые ягодицы.