Непорочные в ликовании
Шрифт:
— Что за товар? — посудомой встрепенулся лицом.
— Ну это уж мое дело! — огрызнулся Ш.
— Нет, ты покажи товар-то. Что ты темнишь?
— Мы любим тут всякий товар посмотреть!..
— Ротанова тут часто разные коммерсанты спрашивают, — с шумом ноздрей его вздохнувши, выдавил из себя пьяный.
— Ты коммерсант? — спрашивал Ш. посудомой.
— Коммерсант недорезанный!.. — говорил еще пьяный, с усилием держась за столешницу.
Товарищ его грузно из-за
— А где здесь блевать можно? — запнувшись, сказал он и, еще стул опрокинув, стал в угол валиться.
— Иди! — посудомой заорал. — Иди отсюда! Блевать тут вздумал!
— Чего молчишь-то? — бармен спрашивал Ш.
— Ладно, — отвечал он. — Я пошел.
— Куда пошел? Чего молчишь, спрашиваю?
— Да, — говорил пьяный. — Чего он м-молчит?
Ш. передернуло.
— «Рыдайте, ворота! вой голосом, город! — Ш. говорил. — Распадешься ты, вся земля Филистимская, ибо от севера дым идет, и нет отсталого в полчищах их».
— Что?! — удивленно протянул бармен. — Вы слышали? Дым идет… от севера. Да это же… Федеральный шпион! — вдруг выкрикнул он. — Держи! Держи! Федеральный шпион!
Он бросился из-за стойки, и пьяный рванулся в его сторону, опрокидывая стол. Посудомой, бросив свою посуду, схватил Ш. за рукав. Тот с разворота вмазал посудомою по зубам и бросился к выходу.
— Ружье! Ружье! — стонал бармен. Наконец тому дали ружье, он трясущимися руками проверил патрон и, раздувши живот, понесся вдогонку за Ш.
Ш. пригнувшись и прикрывая голову руками, бежал по темному подвалу. Тут грохнуло сзади, Ш. метнулся в сторону и выскочил на лестницу.
— Стой, сволочь! Шпион! — кричали за спиной, но он и не думал останавливаться, что бы там ему не кричали. В два прыжка он лестницу миновал, и вот уж он из дома выскочил. Он глотнул немного упрямого и предательского воздуха и бросился под арку.
Петляя, как заяц, Ш. улицею бежал, вдоль разновеликих домов вековой давности, между редких прохожих, шарахавшихся от его бега. Ш. дороги не разбирал, и дорога не разбирала Ш.
27
Она вздохнула и перевернулась на спину. Легла Лиза только в девятом часу, спала всего минут пятьдесят, обстрел разбудил ее, и, хотя она чувствовала себя разбитой, более уже спать не могла. Для чего же вообще молодость, если она уж сейчас так разъедена нервами, для чего-то сказала себе женщина. Беззвучно вошла Никитишна и, обойдя стол кругом, остановилась возле подоконника.
— Я не сплю, — резко говорила Лиза, глядя в лепной потолок.
— Могла бы и поспать, — возражала ей старуха и обернулась на Лизу.
— Кто приезжал? — спрашивала еще та.
— Эти твои обалдуи, прости
— Они, может звезд не хватают, но стараются, не то, что некоторые.
— Толку-то, что стараются?! Сегодня вот Казимира не уберегли, завтра, глядишь, и тебя не уберегут.
— Ну ты! — говорила молодая женщина. — Ты очень-то не каркай.
Старуха поджала губы. Она разожгла спиртовку, стоявшую на окне, и передвинула ее под химический штатив, в котором была зажата коническая колба с водой. Лиза, поеживаясь слегка, поднялась и ноги поставила на равнодушный холодный линолеум пола.
— Радио не слушала? — спросила Лиза.
— Чего его слушать-то?..
— Ну да, у тебя, конечно, бесполезно спрашивать новостей.
— Какие там новости!..
— Ну все, хватит!..
— Ты полежи еще немного, — возразила старуха. — Покуда кофий не сварится. Чего так-то ходить попусту?
— Твоего кофе ждать — быстрее подохнуть можно, — только и откликнулась Лиза. На лице ее не было ни движения, ни даже тени движения, будто погасшим было теперь лицо Лизы.
— Да ты не болтай уж: подохнуть, — возразила старуха. — Вот поживешь с мое — будешь тогда про «подохнуть».
— К этому всегда готовиться заранее надо.
— Уж и меня-то под списание не готовите ли? — поджала губы Никитишна.
— У тебя кровь старая, — отмахнулась Лиза.
— То-то и оно, что старая, — согласилась та. — Где ж ей быть молодой?
— Ну и твое счастье, — сказала Лиза.
— И то слово, что «кандидаты наук», — говорила еще старуха, — а так уж недотепы недотепами, прости, Господи.
— Что ты имеешь против кандидатов наук?
— Ничего не имею. Только вот Икрам никакой не кандидат, а товар везет не хуже иных кандидатов.
— Какой с него спрос? Чурка он и есть чурка, — говорила Лиза.
— Скоро уж и из нас всех чурок-то понаделают, — говорила старуха.
Никитишна застывшим взглядом смотрела на голубоватое пламя спиртовки, вода в колбе начинала шуметь, проворные пузырьки взбегали внутри воды. За окном запотевшим на улице было утро в своем полупрохладном разгаре. Лиза с брезгливым любопытством смотрела на старуху. Ходики на стене изможденно тикали с однообразием проходящего времени.
— На гимнастику-то свою пойдешь, что ли? — очнулась наконец Никитишна.
Лиза промолчала.