Непоседа
Шрифт:
— Ладно… — чуть смутившись от такой заботливости, ответил Трикс.
— Жалко, меня с вами не было!
— Почему? — удивился Трикс.
— Ну ты что, и впрямь не понимаешь? Какое зеркало позволит так хорошо увидеть себя со стороны, да еще и в движении, и со всех сторон? Годится или нет прическа, красивая ли походка, загадочен ли взгляд…
Как ни был Трикс увлечен разглядыванием самого себя, но он мысленно отметил, что в словах Тианы есть интересное зерно. Если удастся соорудить какое-то магическое устройство, которое позволит женщинам изучать себя со
Тем временем Хамас разобрался с комедиантами, дал им последние указания и удалился. Труппа господина Майхеля принялась за работу, а праздные зрители начали понемногу расходиться. Поспешили уйти и Трикс с Тианой.
— Понимаешь, — объяснял Трикс, — ни в коем случае нельзя, чтобы я-прежний увидел себя-нынешнего.
— Почему?
— Потому что это будет парадокс.
— Какой?
— Я же не видел себя, когда приехал к Алхазабу вместе с театром. Понимаешь?
Тиана задумалась.
— Не очень. Ты себя не видел… ну и что? Теперь увидишь!
— Но я же помню, что не видел! — торжественно объяснил Трикс.
— А будешь помнить, что видел, но забыл!
— Нет, мне кажется, такого не должно быть, — ответил Трикс, подумав. — Как я могу не помнить то, что было?
— Подумаешь, — фыркнула Тиана. — У регента Хасса это после каждого праздника случается, и ничего!
— Нет, я так не могу! — взмолился Трикс. — А если от этого случится какая-то катастрофа? Получится, что я и видел себя, и не видел… магия — вещь опасная!
— Но здорово все-таки было бы подойти к актерам и предупредить, — задумчиво сказала Тиана. — Они бы тогда не боялись, знали бы, что все будет хорошо…
— Мы сами пока не знаем, хорошо ли будет! — твердо ответил Трикс. — Нет уж, давай, как договорились. Дождемся вечера и…
Тиана еще раз оглянулась на актеров и кивнула:
— Ладно. Если ты так считаешь…
Трикс облегченно вздохнул. У него было смутное чувство, будто он только что спас весь мир.
Кто знает, возможно, так оно и было?
К вечеру сцена была готова, а кочевники собрались смотреть представление. К сцене они шли не с пустыми руками! Давно известно, что когда человек слушает музыку или пение, то ему и в голову не придет что-нибудь жевать — ведь чавканье и стук зубов ужасно мешают слушать. А вот когда человек смотрит — не важно, театральное представление, гладиаторские бои или гонки на верблюдах, ему непременно нужно что-нибудь съедобное. И это вовсе не потому, что внезапно пробуждается аппетит. Просто надо чем-то занять рот, ведь зрелища вызывают сильное желание вопить, орать, обзывать и нахваливать, так недолго и голос сорвать.
Ну а еще остатки еды могут пригодиться, если зрелище не понравится — ими хорошо кидать в артистов или спортсменов. Хорошо еще, когда зрители склонны к вегетарианству и приносят с собой в основном яблоки, помидоры и жареную кукурузу! Кочевники, в силу своего тяжелого быта, предпочитают есть мясо, а мяса без костей не бывает.
Даже Трикс, хотя у него от волнения начисто пропал аппетит, а уж кидать едой в самого себя он точно не собирался,
По мере того как шла пьеса, Трикс все больше и больше нервничал. Успели ли гномы прокопать туннель? Успеет ли он спасти комедиантов? Удастся ли победить Алхазаба? От волнения Триксу то казалось, что пьеса тянется нестерпимо медленно и актеры едва-едва бормочут свои роли, то, наоборот, что все чрезмерно торопятся и вот-вот придется действовать…
А Тиана, сидящая рядом, к его удивлению, искренне увлеклась пьесой! Она хохотала, увидев изображавшего ее Песю, ругалась при виде Гавара и вообще, словно совсем забыла, что сейчас произойдет…
— А ну-ка, парень, покажи этому ходячему мертвецу! — завопил Алхазаб, подбадривая того Трикса, что был на сцене. И Трикс опять ощутил угрызения совести при мысли, что ему придется сражаться с этим в общем-то неплохим человеком.
Спектакль тем временем неумолимо приближался к развязке. Нет, не к той, которая была придумана Майхелем, а к той, что случится на самом деле…
— Из глубин моей мертвой души, истлевшей, но не исчезнувшей, из зловонной мертвечины моего навеки остановившегося сердца, — зловеще заговорил Гавар. — Из самой природы витамантии, ненавидящей все суетное, все теплое и живое, явилось страшное заклятие — еще никогда не звучавшее под небом этого мира…
Шумевшие до тех пор кочевники притихли и, казалось, слегка испугались. Где-то вдалеке печально прокричал верблюд — и Триксу показалось, что это его верблюд…
— Хорошо играет, — негромко сказал Хамас, сидящий перед Триксом, рядом с Алхазабом. — Не слишком ли он хорошо играет, мой господин?
— Само неумолимое время, которое мы, витаманты, так ненавидим, склонилось перед моей непоколебимой волей, — вещал Гавар, старательно отворачиваясь от зрителей. — И… прервался ход времен! Вечный покой опустился на…
Трикс увидел, как Хамас опустил ладонь на рукоять меча.
— Опустился на шатер Прозрачного Бога, волшебника Алхазаба! — рявкнул Гавар.
Словно бы миллионы серебряных колокольчиков печально зазвенели в пустыне. Трикс не стал оборачиваться, но он и так знал, что шатер Алхазаба замерцал колдовским светом.
— Время остановилось! — ликующе воскликнул Гавар, оборачиваясь к кочевникам. — Века и тысячелетия пронесутся мимо — а шатер останется стоять среди песков. Никто не сможет войти в него — и никто не сможет выйти, ибо там нет времени, нет жизни и нет смерти! Отныне и навсегда, пока сама Вселенная не сожмется в булавочную головку и не лопнет от натуги!