Непослушная игрушка

Воронков Николай

Пару раз попались встречные обозы. Текло обменивался какими-то условными сигналами с начальниками охраны, предупреждал о костре, и мы ехали дальше: если люди проехали спокойно, то и у нас есть шанс выбраться из леса.

Солнце опускалось все ниже, появился намек на сумерки. Если верить Текло, то еще два-три часа, и из леса мы выберемся.

Очередная поляна, очередной поворот, и…

На дороге стояли двое мужчин, и у меня мгновенно испортилось настроение. Вот этим даже не надо было ничего делать – уж теперь-то я узнаю тварков в любом месте и в любом виде. Тем более что один из них – тот, что сбежал вчера с постоялого двора. Второй выглядел примерно на мои годы, но в нем невероятная сила и угроза чувствовались даже на расстоянии.

Я поднял руку в останавливающем жесте, и наемники схватились за оружие.

Но тварки стояли неподвижно. Я огляделся по сторонам. Лес вплотную к дороге, мимо тварков не проскочить. Да и неизвестно, может, в лесу нас ждет засада. Так чего им надо? Стоят молча, ничего не требуют. Хотя, судя по присутствию молодого, цель одна – поквитаться со мной. Может, даже остальных и не тронут. Надежда слабая, но кто его знает…

Хочешь не хочешь, а разбираться придется мне. Слез с коня, отправил его к общей группе, а сам неспешно направился к тваркам. Не доходя метров десять, остановился. Старший смотрел спокойно, с легким интересом, будто на необычную букашку. Молодой тоже старался выглядеть пугающе уверенным, но его потряхивало от возбуждения и еле сдерживаемой ненависти. В какой-то момент он не выдержал, зарычал и начал трансформацию. Текло не сказал, до какой степени тварки могут менять тело, но молодой ограничился уже знакомой волчьей мордой и медленно двинулся ко мне. Меня подобное запугивание уже достало, все тело начало покалывать, будто у меня самого началась трансформация, и неожиданно для себя я тоже зарычал. Звук получился низким и сильным, больше похожим на рык хищника, чем простого человека. Старший насторожился, а молодой даже сбился с шага, неуверенно оглянулся, но, будто одернув себя, снова двинулся ко мне, выхватив нож. Тот бабочкой запорхал в руках. Вверх-вниз, вправо-влево, прямой-обратный хват. Чуть раскачиваясь телом, тварк приблизился ко мне, стараясь напугать, подловить обманным движением. Но я остался неподвижным. У меня вообще появилось ощущение, что и я так могу. Молодой двигался великолепно, но как будто исполнял давным-давно раз и навсегда выученное упражнение. Скоро стали заметны повторы, шаблонные связки и даже предсказуемые движения. В какой-то момент я почувствовал, что сейчас он ударит, и сделал опережающее встречное движение. Чуть уклонился вправо, нож тварка распорол куртку на боку, а мой нож вошел ему прямо в сердце. Тварк охнул, попытался ударить меня снова, но я перехватил его руку и всадил нож уже в горло. На этот раз ему хватило. Кровь хлестала из ран, и он стал заваливаться. Я сам оказался весь в крови. Отступил на шаг и зарычал на старшего – сейчас я был готов драться хоть со всем светом. Но тот повел себя странно. Задержал взгляд на затихшем теле молодого, потом долго смотрел мне в глаза, словно старался проникнуть, понять. Но не кинулся, как я ожидал. Неожиданно коротко поклонился, не отворачиваясь, отступил и неслышно исчез в лесу.

Я напрягся, пытаясь хоть что-то услышать, но мир вокруг был наполнен только привычными звуками леса. Прошла минута, другая, но ничего не происходило. Сзади подъехал Текло, спешился, оглядел тело тварка, затем меня:

– Что это было?

Мне осталось только пожать плечами. Если бы я сам это знал…

До жилья мы все-таки добрались, но седых волос у каждого прибавилось изрядно. Текло не смог уехать, не совершив свой жестокий ритуал. Тело тварка обыскали, мне достался очередной нож и мешочек с какими-то предметами, которые я, не разглядывая, бросил в сумку. Труп расчленили, бросили в костер, и потянулись минуты томительного ожидания.

Ситуация была страшна своей дикостью и вместе с тем обыденностью, что ли. Глухой лес, все более густые сумерки, пустая дорога, посреди которой горит костер с останками пусть и не человека, но кого-то, похожего на человека. А потом пришло ощущение чужого взгляда. Сначала одного, потом другого. Когда в лесу, в какой-то сотне метров от нас, раздался характерный короткий рык тварка, сомнений уже не осталось. Сомнений в том, что мы свое отбегали. Наемники сбились в круг, закрывая собой Верону, и схватились за оружие. Я не стал изображать из себя крутого мачо, кричать «к оружию», выхватывать нож. Сейчас это бесполезно. Тварки пока наблюдают и решают, что делать с нами. Вряд ли их привел тот, кто поклонился: он узнал и увидел то, что считал нужным и важным. Такой скорее сам будет биться насмерть, чем позовет кого-то. И, уходя за подмогой, обычно не кланяются. Скорее всего, это какая-то новая стая. Но неужели их так много в этом лесу? И что у них на уме? Любопытство,

желание отомстить, развлечься? Свое присутствие они обозначили и теперь ждут нашей реакции?

Заложив руки за спину, чтобы не было видно, как они подрагивают, стал прогуливаться возле костра. Иллюзий я не испытывал. Троих тварков я убил, но скорее случайно, мне повезло. Схватка ограничивалась одним-двумя ударами. Но если из леса бросятся сразу двое или трое, да еще со своими ножами, то от нас останутся только кусочки, которые даже не надо будет ни хоронить, ни сжигать.

Страшна не смерть, а вот такое ожидание смерти. Минута за минутой, в тишине, прерываемой только потрескиванием костра, с невидимыми врагами, которые могут броситься в любой момент. Кричать и дергаться бесполезно, остается только ждать и надеяться, что не взорвешься от звенящего напряжения внутри.

Но невозможно бояться все время. Постепенно у меня началась апатия, а может, какая-то отрешенность. И зрение почему-то стало лучше – я даже стал замечать крадущиеся тени, шевельнувшиеся ветки.

В конце концов мне это надоело. То ли от отчаяния, то ли от желания, чтобы все это поскорее закончилось, но я, как последний придурок, достал рогатку и влепил камнем в одну из теней. Да еще и рявкнул:

– А ну пошли отсюда, а то надоели уже своей возней!

Камень, судя по звуку, попал во что-то мягкое, голос от злости прозвучал по-звериному грубо. Я приготовился к последнему бою, но он почему-то все не начинался. Тени отодвинулись дальше в лес, но не ушли. Я заложил руки за спину и снова принялся прогуливаться у костра. Снова минута за минутой ожидание непонятно чего. Да когда же это все кончится?!

Прошел, наверное, целый час, прежде чем Текло подошел ко мне деревянной походкой:

– Гордан, можно ехать.

Я с трудом покрутил занемевшей шеей.

– Ехать так ехать. Но очень медленно и спокойно, а то эти… кинутся, если почувствуют слабину.

Текло коротко объяснил ситуацию остальным, и дальше все двигались, как в замедленной съемке. Медленно и неторопливо разобрали лошадей, медленно взяли полуобгоревшие ветки, чтобы освещать дорогу, медленно, неспешно поехали по темной дороге. После соседства с костром ночной лес показался совершенно непроглядным, и света от горящих веток хватало осветить только несколько метров вокруг. Я впереди, за мной коляска Вероны, наемники прикрывали тыл.

Еще час такой езды, когда спина аж зудит от чужих взглядов. Когда лес неожиданно кончился, да еще и тучи разошлись и выглянула луна, я просто не поверил, что мы вырвались. Да и остальные, похоже, тоже. Так и ехали неспешно, как на прогулке. Через пару километров неожиданно наткнулись на постоялый двор. Сторож на воротах начал было бубнить про позднее время, но Текло так рявкнул на него, что все вздрогнули, будто просыпаясь от кошмарного сна.

Устроив лошадей, прошли в дом. Заспанный хозяин окинул взглядом наш маленький отряд и только протянул:

– Досталось вам…

Быстро и сноровисто уставил стол тарелками и кувшинами, но есть мы не могли. Все потянулись за выпивкой. Кто пил прямо из горла, кто смог налить в кружку – пил из кружки. Я вообще не почувствовал вкуса и, лишь увидев дно кувшина, почувствовал, как меня начинает немного отпускать.

Мы еще немного посидели, уже более спокойно прикладываясь к кружкам, а потом потянулись цепочкой на второй этаж, где размещались спальные комнаты. Мне досталась довольно приличная, да еще и с двуспальной кроватью. Не успел оглядеться, как следом почти сразу пришла Верона. Молча смотрела, как я сбросил с себя накидку, как укладываюсь на кровать прямо в одежде и сапогах. Так же молча забралась на кровать и устроилась у стенки. Некоторое время мы просто лежали. Потом Верону начала бить дрожь. Но не от холода, а скорее ее начало отпускать то дикое напряжение, которое давило на нас последние часы. Вздохнув, я подтянул ее к себе и чуть приобнял. Дрожь затихла, но теперь она начала плакать. Тихонечко, задавленно, торопливо вытирая слезы.

Не зная, чем ей помочь, начал осторожно гладить ее волосы. Да и какая может быть помощь? Три нападения за сутки, когда мы только по невероятному везению остались живы. Тут и у железного человека нервы могут сдать. У меня вон тоже все внутри заледенело. Был бы женщиной – тоже, поди, рыдал бы в три ручья.

Я чуть посильнее обнял Верону, и она податливо прижалась ко мне, будто стараясь спрятаться от всего мира. Еще немного поплакала, но постепенно всхлипы затихли, она пригрелась и уснула, а я еще долго лежал, перебирая подробности этого сумасшедшего дня.