Непостижимая Шанель
Шрифт:
Однако следует все же добавить: по мере того, как мужчины из племени Шанелей будут удаляться от родного леса, они растеряют добродетели предков. Очень быстро легкомыслие и бахвальство возьмут верх над крестьянской честностью. Очень быстро они научатся всем уловкам соблазнителей и искателей приключений и станут применять их на деле. Многие из них, как дед, совратят юных девушек… Обрюхатят их. Порой не стараясь ни исправить причиненное зло, ни сознаться в нем.
Сыновьям Шанелей будут нужны женщины, все женщины и всегда. Они будут брать их, не любя, не испытывая угрызений совести.
Из поколения в поколение они будут юбочниками и прохожими.
В
Тем не менее по некоторым, едва различимым признакам Ним еще напоминал утраченную деревню. И не только «растительными» названиями улиц — улица Испанской шелковицы, улица Апельсиновых деревьев, Фиалковая улица, не только тем, что здесь собрались семьи, покинувшие Понтей, нет, не только этим… О прошлом напоминали запахи, когда, задувая с Косских гор, ветер проносился над гарригой и доносил до паперти Сен-Кастора аромат зеленого дуба и мелиссы. По этим призрачным дорогам Шанели из Понтея возвращались домой.
Они жили, держа нос по ветру.
Анри-Адриан и Анжелина нашли жилье в доме номер 4 по улице Серебряного седла, совсем рядом с центральным рынком. Их дом с конюшней и каменными корытами по обеим сторонам низкой двери, казалось, поджидал невидимые стада. Дело в том, что эта улочка долгое время служила местом встречи для продавцов скота. Странный это был дом. Подвалы — лабиринт призрачных сводов и огромных стен — должно быть, служили бойней. Там можно было разглядеть следы крови, а плиты пола напоминали столы, на которых совершались жертвоприношения.
Именно здесь, на улице Серебряного седла, в 1856 году был зачат Альбер, отец Габриэль Шанель.
Когда пришел момент родов, Анжелина, которой было девятнадцать лет, отправилась в нимскую богадельню «Юманите». А муж? Он отсутствовал, дела задержали его на ярмарке. Она была одна, когда родился ее первый ребенок. И хотя немало Шанелей осело в Ниме, никто из родственников не пришел навестить Анжелину. Как быть, как заявить о рождении ребенка? Трое служащих богадельни, одному из которых было семьдесят лет, предложили пойти вместо нее и зарегистрировать младенца. Самый молодой выступил в роли заявителя, двое других были свидетелями. Но заявитель ошибся и записал новорожденного под фамилией Шарне, что впоследствии причинило тому массу неприятностей. Подписей свидетелей на акте о рождении нет. «Не смогли подписаться», — по обычаю отметил чиновник, составлявший акты о гражданском состоянии. Свидетели были неграмотны.
За исключением некоторых деталей, можно сказать, что Шанели последующих поколений будут рождаться в аналогичных условиях. Семья? Всегда поселялась в непосредственной близости от центрального рынка и всегда в нищенских условиях. Роженица? Всегда в богадельне и всегда одна. Отец? Всегда «в путешествии». И свидетели всегда вместо подписи ставили крестик.
Габриэль Шанель в этом отношении не была исключением.
IV
Исход из деревни
Жизнь в Ниме обещала быть удачной. Там можно было жить в тени улочек и среди своих, то есть среди севенцев. Понтейские кланы в той или иной степени вновь организовались в Ниме. Был клан Кастанье, две дочери которых, Олимпия и Жюльенна, никогда не расставались, а их брат Бонапарт нашел работу на стрельбище. Был клан Мань, их сын Шарль работал кладовщиком у торговца одеждой. Понтейские одиночки остались одиночками и в Ниме — Бонавентюра Кюкюрюль, скотник, стал продавцом прохладительных напитков,
Но наиболее значительным был клан Шанелей; все они расселились на соседних улицах, вблизи от Травяной площади, у всех были жены-девочки, постоянно носившие большие животы. Ибо не одна Анжелина производила на свет потомство. Ее золовки-малышки тоже жили от беременности к беременности.
Новая дюжина Шанелей, двоюродные братья и сестры, появились на свет на сей раз не в Понтее, а в Ниме. Стремление к увеличению потомства походило у Шанелей на религиозное чувство. Как и в те времена, когда их достаток зависел от урожая каштанов, Шанели, хотя и стали горожанами, не избавились еще от древнего страха перед быстротечностью жизни, свойственного всем крестьянам на свете. Поэтому, оказавшись в Ниме, они продолжали воспроизводиться из расчета один ребенок в год… и даже чаще. Ибо случалось, что от одних и тех же отца и матери рождались два Шанеля, один в январе, другой в декабре того же года. И старшему всегда давали имя Жозеф, то была дань уважения изгнанников главе рода, предку, трактирщику из Понтея, медленно старевшему среди воспоминаний об отзвучавшем смехе и песнях, некогда раздававшихся в беседке.
Но в отношениях между членами клана появилась первая трещина. Те, кто вел оседлый образ жизни, все больше отличались от тех, кто странствовал, и порою даже теряли бродяг из виду. Одни сумели превратиться в ремесленников или с превеликим трудом отвоевали себе местечко в мелкой торговле, силой упорства осуществив свою мечту, но таких было меньшинство. Кое-кто, из тех, что всегда селились рядом с вокзалом, через два поколения сумеет даже пробиться в железнодорожные служащие — это была самая высокооплачиваемая должность, на которую могли претендовать Шанели. Другие же, катя от рынка к рынку, были верны самим себе, оставаясь скитальцами.
Дед Габриэль Шанель был из последних. Он покинул Ним с женой и ребенком, едва прожив там год. И потом, из года в год, из зимы в лето — такова была работа, никуда не денешься — менял города и дома.
Нельзя забывать, что Габриэль вышла именно из этой, бродячей части клана. По логике вещей, следовало бы ожидать, что ее предки были как раз среди тех, кто занялся мелкой торговлей и заимел собственный дом. Но реальность оказалась иной, и нам постоянно придется этому удивляться.
Где то время, когда люди из поколения в поколение рождались, жили и умирали в одной и той же деревне? Жизнь Анри-Адриана Шанеля, его жены и детей разворачивалась свитком бесконечных дорог, но всегда сохраняла привкус родного края. Это объяснялось тем, что они никогда не удалялись от Юга, где рынок с его запахами и криками всегда напоминал деревенские праздники.
Анри-Адриан, как истый южанин, никогда не отваживался пересечь воображаемую границу и раскинуть свои лотки там, где готовили без оливкового масла, где крыши не были крыты черепицей и где ветер не дул с такой силой, что все сметал на своем пути. Дети его рождались в зависимости от остановок и чаще всего в департаменте Гар: Луиза — та, что однажды приютит Габриэль после смерти матери, — родилась в 1863 году в сердце Севенн, Ипполит — в 1872 году в Монпелье, Мариус — в 1877 в Алесе.