Непостоянные величины
Шрифт:
Внимание, главное. Чего ради затевал это письмо.
Все, против чего восстаю я, сосредоточено в христианстве, в авраамических религиях вообще. Жесткая иерархия, зиждущаяся на безотчетном послушании и повиновении, мнимое равенство, основанное на навязчивой тяге сводить все к единому знаменателю – Богу, узаконенная несвобода, неоспоримые авторитеты, патриархальные нравы, запугивание грядущей расплатой, вмешательство во все сферы жизни, расправа с инакомыслием, оправдание любых деяний руководящего состава, высокий стиль – все это роднит христианство с тоталитарными системами. По-научному это зовется гетерогенностью. Она проникла на все уровни.
На мой взгляд, излишне проводить строгую границу
Стоит отбросить идеологические пристрастия и вчитаться в новозаветные тексты, как библейский Иисус предстает вздорным малым, почти самодуром, как бы кощунственно это ни звучало. Посуди сама, он навсегда делает бесплодной смоковницу только из-за того, что она не накормила его. Между тем в Евангелии от Марка говорится, что «еще не время было собирания смокв» (глава 11, стих 13). Не по сезону обратился, Боже. Какие претензии к дереву, существующему по природным циклам?
Другой фрагмент, не менее известный, связан с заточением бесов в свиней, сбросившихся затем с обрыва. При всем своем безмерном могуществе Сын Божий мог избавиться от нечистой силы иными путями, не прибегая к уничтожению целого стада невинных животных. А он предпочел горделивость, игру мускулами на публику. Может быть, эпизод со свиньями отчасти объясняет увлеченность западной культуры, в формировании которой важную роль сыграло христианство, всяческими шоу? Не буду торопиться с ответом, чтобы не умалять значение древнегреческой драмы, сатурналий, гладиаторских боев и прочих зрелищных достояний античности, где внешний эффект ценен сам по себе.
Пожалуйста, не считай меня богоборцем. Для меня не принципиально, есть ли Бог. Очевидны две вещи.
Во-первых, доказать или опровергнуть существование Бога нельзя. Во-вторых, атеизм столь же пристрастен, как и вера. Сегодня модно как носить нательный крестик, так и неразборчиво ссылаться на Дарвина и Докинза, ознакомившись с их воззрениями по цитатам в социальных сетях.
И то и другое равно свидетельствует о слабом воображении и неразвитом критическом мышлении.
Напористая ожесточенность, с которой насаждается христианское учение, и безапелляционная интонация новозаветных текстов отталкивают меня. Как и Старший Брат, религия внушает страх и требует всецелого поклонения, и я не собираюсь воспитывать в детях раболепие ни перед кем. Буду наставником, но не пастырем.
Как ни странно, больше всего в Библии меня потрясла сцена из Откровения, малозначимая на фоне других. Процитирую:
«После сего взглянул я, и вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, из народов и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих.
И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (Глава 7, стихи 9 и 10.)
Только допусти, покорность в чистой форме, без малейшей примеси сомнения или дискомфорта. Еще страшнее,
Механически отлаженный процесс.
Все равно что елей из-под крана в неограниченных количествах, без перерасчета на кубометры.
Однородность и замкнутость, подчеркну снова, суть признаки тоталитарных систем. В противовес им я выставляю разнообразие. Я за мирное сосуществование разных традиций и за открытость новаторским идеям, а не за довлеющее положение какой-либо доктрины, какие бы блага она ни сулила, какую бы неземную любовь ни обещала.
По-моему, здесь неуместны софизмы из серии: «Раз ты такой умный, тогда и педофилам слово дадим!», «Привычки каннибалов тоже уважать будем?». Под мирным сосуществованием я не подразумеваю свободу использовать других в собственных целях, будь то свобода чувственных наслаждений или пищевых пристрастий. Возможность диалога необязательно включает необходимость диалога с насильником, верно? Говоря языком Герберта Маркузе, долой репрессивную толерантность, ведь и она есть часть репрессивного механизма.
Пожалуй, стоит закругляться. А то письмо перерастет в трактат. Мне завтра вставать рано. Не сильно ошибусь, если предположу, что первый день весьма важен.
Прежде чем любезно откланяться, погадаю на «Радуге тяготения». Итак, как меня встретят дети с Калуги? Страница номер 360, двенадцатая строка сверху: «…ревом цапают Ленитропа. Вволю покрутившись и потолкавшись, он высвобождает ногу из петли». Короче, огонь, вода и медные петли с хорошим по-сказочному финалом.
Доброй ночи.
Ты узел на моей шее.
«А вы добрый?»
Роман поклялся, что запираться изнутри он больше не станет.
В семь утра он, закрывшись в кабинете, торжественно вывел на доске число и тему и обложился методичками. В половине восьмого за дверью прорезались детские голоса. Шум нарастал, и вскоре молодой специалист решил впустить шестиклассников. Тут и выяснилось, что ключ в замке не поворачивается. Голоса притихли.
– Он там открыть, что ли, не может? – предположил кто-то смелый.
Упрямый ключ и вовсе застрял. Против всех правил Роман с первых мгновений доказывал свою несостоятельность.
Положение выправила Рузана Гаязовна, завуч по национальному вопросу. Властно постучав, она осведомилась, все ли в порядке. Роман с трудом выдернул злополучный ключ и, бормоча извинения, просунул его под дверью. То были смятенные пять минут.
Поурочный план рекомендовал вступить в учебный год с отвлеченной беседы. Здравствуйте, дети. Шестой класс – это важный этап в жизни каждого ученика. Еще шестой класс можно назвать экватором. Кто знает, что такое экватор? Все желали понравиться и наперебой тянули руку. Особенно упорствовал горластый хитроглазый брюнет, предпочевший сидеть один. Не без гордости он сообщил, что его имя Ашер Эткинд. Именно его советовала остерегаться Ирина Ивановна.
Компактный одиннадцатый класс насчитывал всего десять учеников, каждый в милицейской форме болотного цвета. Единственные парни в составе, Митрохин и Аюпов, будто условившись держаться вместе, разместились за одной партой. Пусть и не так бойко, как шестиклашки, 11 «А» выразил готовность сотрудничать. Роман сразу дал понять, что легко не будет, загрузив старшеклассников лекцией по русскому модернизму, помянув и крах позитивистских установок, и Ницше с его шизофренией и богоборчеством, и экстравагантного Верлена, который, не рассчитав с абсентом, с топором бегал за женой по дому. Лица учеников выражали заинтересованное недоумение.