Непотопляемый. Рассказы
Шрифт:
Нужно ли соблюдать хронологию? Очевидно, что дальше наступило Рождество, по телевизору транслировали пышные католические песнопения, я тупо смотрела на экран. Потом настал день, когда мы вызвали такси и поехали в аэропорт. Дворники смахивали с лобового стекла капли-снежинки. Мы заняли свои места на борту, и тут Вселенная снова крутанула свое ироничное колесо: в проходе между рядов стоял наш старый добрый знакомый. На нем был все тот же оранжевый пуховик, из-под которого выглядывала красная футболка. Стекла очков все так же воодушевленно мерцали. Он был абсолютно – ну, то есть натурально в стельку – пьян. Да-да, это был Канарейка. Он присел рядом с нами, на незанятое никем место.
– Хотите выпить? Я Стефан. Встречался в Берлине с моими родственниками из Югославии –
– Вы… вы серб?
– Наполовину. Отец из Белграда.
Бессвязный рассказ Стефана не добавил мне хорошего настроения. К счастью, его ненадолго хватило с историей об интернациональном раздоре, который устроили в Югославии треклятые американцы. Он ушел бродить по салону дальше, пел, вновь был усмирен стюардессами… Последний раз я видела Канарейку в зоне выдачи багажа, ведомого под руки двумя полицейскими. Русские пассажиры провожали его сочувственными взглядами.
Мы получили багаж и вызвали такси. Вышли на улицу. Были сумерки, постепенно, аккордами, вступал в силу снегопад. Я стояла и думала: ну, зачем. Зачем дед послал меня туда с картиной. Почему не нашел Марту сам. Почему не рассказал. Но внутри, не облеченное в слова и не закованное в логику, пульсировало знание, почему он поступил именно так. Я не смогла бы принять эту историю, будь она простым пересказом событий. Я могла ее только пережить. Как и Марта. Он придумал для нас лобовое столкновение как шанс начать новую жизнь. Я понимала это, но считала его трусом.
Завибрировал телефон. Я достала его из кармана замерзающими руками и прочла два сообщения, пришедших одновременно. «Ты прилетела? Дед при смерти, срочно приезжай», – написал отец. А второе пришло с незнакомого номера с иностранным кодом, и в нем было только одно слово: «Danke».
Лучшие томаты на Сицилии
И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело – воздаянье
Само в себе, таясь, таит.
Собирались спешно, одним днем. Разинутые пасти двух больших черных чемоданов поглощали все, что им скармливал Макс – от футболок и тюбика зубной пасты до бинокля и кипы рабочих документов. Напротив, нога на ногу, сидело отлитое из бронзы создание и, потирая курносый носик, обгоревший на заморских пляжах, объясняло, что там, куда они едут, сто процентов есть магазины, а в них – зубная паста, плавки, кроссовки и прочая ерунда, которую Макс так боится забыть. Макс раздраженно косился на свою аппетитно прожаренную на солнце сестру Варю, на ее рассыпчатые веснушки и пикантную щербинку между двумя белыми резцами в улыбающемся рту. Она так часто путешествовала, что могла собраться в путь с закрытыми глазами. Ее чемодан освежающе-мятного цвета давно был собран и с самодовольным видом стоял у входной двери, бия копытами, готовый ринуться навстречу приключениям. Будь они детьми, Макс давно оттаскал бы Варю за косички, и она с ревом побежала бы к родителям. Но Максу было сорок, а Варе тридцать, и подобные методы – увы! (подумал Макс) – не работали. А дело, между тем, пахло керосином, и Макс сейчас задавался вопросом: а соображает ли Варвара, что это никакой не отпуск, а паническое бегство, изгнание? Поначалу он был категорически против ее компании, но Тарасыч – их дядя по отцовской линии – настоял. Варя знает итальянский – и баста, сказал Тарасыч. Будет твоим личным толмачом, сказал дядя. Баста, как тут же объяснила ему Варя, тоже итальянское слово типа нашего «харэ». Хорошо было выпендриваться этой молодой сучке, не знавшей горести и получавшей любые деньги на свои прихоти, включая экзотическое образование…
Около полуночи они вызвали такси в аэропорт Кольцово. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, Макс смотрел, как мелькают мимо пустынные улицы Уралмаша, на которых прошла большая часть его
– Честно говоря, Сицилия – это не то, чтобы прямо место мечты… Только звучит красиво. Утешает то, что мы селимся в Монделло, а это крутое тусовочное место, – прервала поток воспоминаний Варя, выныривая из ВКонтакте.
– Иди в жопу, – от души отозвался Макс. – Неужели ты полная дебилка? Забудь о гламурных фотках, я щас высажу тебя на трассе, и – будь спок – Тарасыч меня поддержит.
Варя в кои-то веки заткнулась. Максу даже показалось, что она вернулась в неприглядную действительность из своих виртуальных сновидений и готова сотрудничать.
Как пробуждаются вулканы, знают только вулканологи, но людям обычно плевать на их запоздалые прогнозы – они имеют дело уже с последствиями. С неумолимо наступающим потоком магмы, обращающим в пепел то, что ты возводил кирпичик за кирпичиком всю свою жизнь.
О том, что прокуратура собирается возобновить следствие по уголовным делам ОПГ Федора Солдатова Максу рассказал Тарасыч. Дядя давно уже не крутил баранку – у него самого теперь был личный водитель. Что и говорить, двухтысячные превосходно сказались на его благосостоянии: Черенцов Михаил Тарасович стал большим человеком, владельцем крупнейшей в Екатеринбурге девелоперской компании. Пока возил на служебной машине сильных мира сего, обзавелся серьезными связями, природная смекалка помогла в остальном. Новости дядя всегда узнавал первым.
– Макс, тебе надо уехать, пока делу не дали ход, – сказал он племяннику сутки назад. – Заляжешь на дно, а я тем временем все улажу. А ты как будто в командировке – ты же не мог знать, что там прокурору в голову взбредет.
Они сидели на просторной кухне в квартире Тарасыча за пустым столом. Дядя раскручивал лимон-дирижабль, люминесцентно светившийся в вечерних солнечных лучах, и смотрел, как тот вращается вокруг своей оси. Его лицо, как всегда, казалось бесстрастным, но Макс чувствовал, что Тарасыч на взводе. Стоило Максу – вице-президенту его корпорации – оказаться под следствием, как клубочек начнет разматываться, и тогда могут всплыть дела давно минувших дней, имеющие отношение не только к его племяннику, но и к самому Тарасычу. А что мог творить Тарасыч, прокладывая себе путь к вершинам, не знал даже Макс.
Первый судебный процесс по делу бригады Солдатова состоялся десять лет назад, тогда пересажали весь костяк преступной группировки. Федор Солдатов получил пожизненный срок в колонии строгого режима. Макса и его приятеля Серегу Малышева обвиняли в убийстве бизнесмена Семёна Шаркова: Малышев дважды выстрелил в предпринимателя из обреза, а Макс стоял в это время «на стреме», страхуя подельника. Но коллегии присяжных доводы обвинителей показались неубедительными: приятных молодых людей в приличных костюмах сегодня было сложно представить бандитами с темных подворотен. Их оправдали. Малышев долго не прожил – его сбила машина. А Макс был готов сделать лоботомию, лишь бы забыть свое кровавое уличное взросление, которое иногда являлось ему во снах. И вот шестеренки правосудия заскрежетали снова, кому-то понадобилось ворошить прошлое всего за год до истечения срока давности по преступлению. Он был уверен: копают под дядю, который слишком многим успел перейти дорогу. Копают под дядю, а закопают его…