Неповторимое. Книга 1
Шрифт:
Обстановка крайне осложнилась. Было ясно: чтобы расширить прорыв, а затем начать сматывать нашу оборону, немцы на этом участке введут резервы. Здесь мы и сосредоточили все имевшиеся силы артиллерии (печально, но факт: наша авиация не появлялась — очевидно, все было брошено на Киевское направление). Командир полка майор Полищук в короткие сроки собрал для атаки всех — саперов, связистов, санинструкторов, даже раненых, но способных стрелять и двигаться. Мы все — солдаты и офицеры во главе с командиром полка — были как один монолитный кулак. Все понимали — от нашей атаки зависела судьба дальнейших событий: или мы закрепимся на плацдарме, или нас всех перебьют. Конечно, на войне командир полка не должен был ходить в атаку. И, как правило, не ходил. Но были особые случаи, когда только такой поступок мог спасти и изменить ситуацию.
После огневого налета взлетела красная ракета и прокатилось громовое: «За Родину, за Сталина — в атаку, вперед! Ура-а-а! Ура-а-а!» Стреляя на ходу, точнее на бегу, мы неслись по колдобинам, не чувствуя земли. Сколько это продолжалось — трудно сказать. Но, соединившись со 2-м стрелковым батальоном (противник прорвался на стыке между батальонами), мы уже все, в том числе фланги батальонов, устремились вперед и захватили траншею, где у нас в первый день проходил передний край. Противник вызвал авиацию и бросился в контратаку. Командир полка поднял в атаку и нас. Во встречном бою майор И. М. Полищук погиб, но мы далеко отбросили немцев, захватив промежуточную позицию. Потом быстро подошел 3-й стрелковый батальон и закрепился на достигнутом рубеже, загнав немцев в балку. Мы подтянули остатки 45-мм противотанковой батареи (два ее орудия были разбиты) и батарею 76-мм орудий (одно было повреждено, его пришлось оставить). Саперы под огнем устанавливали противопехотные и противотанковые мины — мы, как могли, пытались облегчить их ратный труд: дымовыми снарядами и минами ставили довольно плотную завесу, а они под ее прикрытием — «работали». После этой нашей атаки противник хоть еще и контратаковал, но уже робко.
На фронте как бывало? Погибает командир, что ж, старший по званию берет на себя его функции. Так и теперь — вместо убитого майора Ивана Михайловича Полищука командование полком взял на себя его заместитель по политической части майор М. Л. Величай, который все это время был вместе с нами. Этот офицер довольно успешно справлялся со своими обязанностями и пользовался среди личного состава большим авторитетом.
30 сентября, составляя донесение командиру дивизии о проведенных боях (а обстановка уже начала стабилизироваться), Михаил Лукич Величай сидел за столом в одном из домов села Войсковое. Здесь же неподалеку был наш полковой командно-наблюдательный пункт. Внезапно артиллерия противника произвела по этой окраине сильный огневой налет. Один снаряд влетел в хату, где находился Величай, и Михаила Лукича не стало.
Так одна за другой оборвалась жизнь двух майоров, двух воинов-патриотов, двух замечательных офицеров, которые не щадили себя во имя интересов народа, во имя победы. Оба были удостоены высшей награды — звания Героя Советского Союза (посмертно). Их имена навечно вписаны в историю. В Днепропетровском историческом музее они помещены в диораме «Битва за Днепр». В местах их рождения их имена присвоены школам, где они учились. Все сделано достойно, как требуют человеческая совесть и долг перед памятью павших за Родину.
Вскоре в полк прибыл новый командир полка — майор Н. П. Хазов. Он сразу стал командовать так, будто уже был с нами не первый год. Чувствовалось, что на фронте он далеко не новичок, в боях уже побывал, о чем говорили два ордена на груди.
Последние сентябрьские дни были омрачены скорбью — тяжело хоронить товарищей, горько с ними прощаться. Но когда 30 сентября к нам на плацдарм переправился дивизионный 118-й Гвардейский артиллерийский полк, а вслед за этим в воздухе появились наши истребители — душа запела! Теперь нас не собьет никакая сила. До 2 октября мы существенно улучшили свои позиции: капитально окопались, создали систему огня и готовы были принять на себя любой удар. В это же время поступает приказ командира корпуса о передаче полосы обороны нашей дивизией другой, но этого же корпуса, — 57-й Гвардейской стрелковой дивизии. Однако противник внезапно переходит в контратаку и бросает на нас большое количество танков. При массированной поддержке своей артиллерии и авиации фашисты провели еще одну мощную, но уже последнюю попытку сбросить нас в Днепр. Понеся потери, он, наконец, отказался от своей затеи. Тем не менее нам удалось передать свою полосу только 5 октября. Одновременно была получена задача принять полосу обороны 25-й Гвардейской
Скажу откровенно, маневр командования мне не ясен до сих пор (как, кстати, и в то время) — с какой целью наша дивизия сдавала свою полосу 57-й дивизии и тут же принимала полосу обороны у 25-й дивизии? Я думал тогда, что все можно было бы сделать более оперативно, грамотно и с большой пользой. Полосу 25-й дивизии, если уже ее надо было высвободить, следовало сразу передать 57-й. Не думаю, что здесь причиной стала явная бестолковщина. Видно, какие-то веские основания для такого сложного маневра были. Хотя уровень боевых качеств нашей и 57-й дивизии был приблизительно одинаковый.
Приняв новую полосу, мы встретились и с более грозным противником — с его 9-й танковой дивизией, на вооружении которой были новейшие танки «Тигр» и штурмовые артиллерийские установки «Фердинанд». Наконец, в полосе дивизии действовал полностью укомплектованный 943-й отдельный охранный батальон.
Если в прежней полосе нашей обороны противник отказался, на наш взгляд, от активных действий, то здесь — наоборот, все говорило за то, что он может нанести удар в любое время. В связи с этим командир дивизии Кулагин переправляет на плацдарм свой второй эшелон — 102-й Гвардейский стрелковый полк, штаб дивизии в полном составе и основную часть тылов. Одновременно ставит вопрос о срочном усилении дивизии, в первую очередь противотанковыми артиллерийскими средствами. Проводятся меры по инженерному оборудованию обороны.
Действительно, скоро дивизии были приданы 543-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, 870-й легкий артиллерийский полк и 55-й армейский инженерно-саперный батальон. С помощью этих частей плюс наши средства (а мы пополнились — были созданы системы огня и инженерных заграждений. Поэтому мы готовы были отразить любой удар, в том числе и танковый.
Утром 21 октября противник перешел в контратаку. Признаюсь честно: хоть так на войне вроде не должно быть, но мы вздохнули с облегчением — наконец-то! Все уже заждались — когда же немцы решатся. И вот свершилось. Бой сразу принял ожесточенный характер. Внезапно появились немецкие самолеты, которые наносили удары по нашему полку и соседу слева. Но бомбы ложились в основном на берегу. Соседи сбили один самолет, и он рухнул в Днепр. На наших позициях это вызвало всеобщее ликование. Однако вслед за этим артиллерия противника открыла ураганный огонь по переднему краю и по всем объектам — вплоть до береговой черты. Одновременно наносился удар и по нашей дальнобойной артиллерии на левом берегу. Огонь был такой сильный, что пришлось мобилизовать все возможное на контрмеры, и тут наши батареи дали немцам достойный ответ.
Наконец, появились «Тигры», а вслед за ними в 100–150 метрах «Фердинанды» вместе с пехотой. Танки вели огонь с ходу, самоходки — с коротких остановок. Главный удар противник наносил по 100-му Гвардейскому стрелковому полку.
Наша противотанковая артиллерия открыла огонь по танкам, а с закрытых позиций — по самоходкам с целью отсечь от них пехоту немцев. Артиллеристы-противотанкисты были в отчаянии: прямое попадание в башню и в лобовую броню танка не имело никакого эффекта — все снаряды рикошетировали в сторону или вверх. А в это время четыре гитлеровских танка шли напролом в центре и несколько впереди всего фронта атаки. Вот они, наконец, вошли на минное поле. Было видно, как взрывались противопехотные мины, но ни на одну противотанковую «Тигры» не напоролись. Однако справа и слева от них уже горело по одному бронированному чудовищу. Затем еще один танк подорвался и развернулся бортом. Вот тут-то наши артиллеристы отвели душу. Да и стало понятно: бортовая броня — не лобовая, при попадании танки горят как «миленькие». Что ж, влепили им по несколько бронебойно-зажигательных — и танки действительно задымили, экипажи, однако, не показывались.
Между тем первые четыре все-таки прорвались на передний край, но здесь-то их встретили как нужно — расстреляли в упор. Один задымил и встал, три загорелись сразу. Что интересно, два танка горели, как факел. В открытые люки выпрыгивали танкисты, но тут же находили свою смерть. Вдруг один «Тигр» взорвался с такой силой, что заглушил все остальные взрывы и всю стрельбу. Башня танка, перевернувшись в воздухе, улетела метров на 40–50 и упала рядом с огневой позицией нашего противотанкового орудия, как бы в награду за ратный труд артиллеристов.