Неповторимое. Книга 6
Шрифт:
Как потом мне рассказал Николай Григорьевич — а это было приблизительно через три года, — операция прошла в основном нормально. Закончилась же она к вечеру. Меня, еще сонного, отвезли в реанимацию, организовали как обычно службу, а сами отправились по своим делам. Н. Г. Сергиенко остался ночевать в госпитале — операция все-таки сложная, всё может быть. Среди ночи он пришел меня проведать и обнаружил, что у меня нет пульса. Нет пульса! Он объявил тревогу, всех поднял на ноги, кое-кого вызывал из дома и начал «запускать» сердце. Оно послушалось и потихоньку, редкими, слабыми ударами заработало. Жизнь вернулась. Клиническая смерть отступила. Однако врачи и сестры никуда не уходили до самого утра, «ворковали» вокруг меня. Я же периодически просыпался
Через две недели уже был дома. Привел себя в порядок, вошел в обычный ритм жизни, а 3 мая улетел в ФРГ во главе военной делегации с официальным ответным визитом.
9 мая перед возложением цветов к Могиле Неизвестного Солдата коллегия Министерства обороны в Александровском саду повстречалась с Горбачевым. Он подошел к каждому, пожал руку. А мне, кроме того, сказал: «Прихворнул немного?..» Я ответил: «Было дело». Не стал говорить, что после этого уже слетал в Германию. Но, несомненно, Горбачев был хорошо информирован, в чем я Убедился.
Я почему-то вспомнил, как Горбачев выступал на XXVIII съезде КПСС после избрания его вновь Генеральным секретарем.
«Дорогие товарищи! — сказал он. — Я взял слово, чтобы выразить вам признательность за огромную поддержку и доверие, которое вы мне оказали, избрав Генеральным секретарем ЦК КПСС в это ответственное время жизни нашей страны и партии. Благодарю вас за это.
Принимаю эти обязанности с чувством величайшей ответственности, с пониманием того, что из всего разговора, который здесь состоялся и еще будет продолжен мною и всеми, кто будет со мной работать, должны быть сделаны самые серьезные, далеко идущие выводы».
Жизнь показала, какими были наивными эти «дорогие товарищи», которые опять доверили ему пост генсека, какие выводы он сделал и как довел начатое дело до конца — он развалил партию и государство окончательно, после чего интерес к нему у Запада пропал. Хотя надо отдать им должное: своих агентов они поддерживают и после того, когда «дело» уже сделано.
В 199 — 1991 годы мне приходилось постоянно летать по стране. Это было вызвано необходимостью участия командующих войсками военных округов, армий, командиров армейских корпусов и дивизий, руководства военных гарнизонов в оказании посильной помощи местным органам власти в поддержании стабильности и порядка. Необходимо было также пресечь уже создавшуюся тенденцию нападения на военные склады с оружием и боеприпасами.
Особенно опасная ситуация в связи с этим сложилась во всех республиках Кавказа и в первую очередь в Армении. Это вынудило меня, как Главнокомандующего Сухопутными войсками, собрать и провести расширенное заседание Военного совета Закавказского военного округа, на котором было объявлено, что в дополнение к существующим в Уставе гарнизонной и караульной службы положениям разрешается в случае явного нападения на пост сразу открывать огонь на поражение без предупредительных выстрелов. Там же командующий войсками этого округа генерал-полковник В. Патрикеев обещал навести порядок в охране объектов. Однако то ли эта болезнь зашла уже здесь очень далеко, то ли организаторские способности командования округа не позволили решительно пресечь вылазки бандитов, но такие случаи продолжались.
Важнейшее место в нашей деятельности того периода занимала подготовка базы на территории Советского Союза для тех наших войск, которые выводились из стран Восточной Европы. Это был тяжелейший процесс. Дивизии наших групп войск, размещенные в Польше, Венгрии, Чехословакии и Германской Демократической Республике, имели самое лучшее вооружение и классическую подготовку.
Сейчас легко об этом говорить, а в жизни это был адский труд — от согласования с местными и центральными органами районов строительства, проектов и смет до «выбивания» денег, фондов на это строительство и организации самого процесса стройки с подключением войск. На каждый строящийся или переустраивающийся гарнизон у нас был заведен отдельный график, который постоянно контролировался специально созданными в Главкомате Сухопутных войск группами компетентных офицеров.
Это была настоящая битва за судьбы наших войск, поддержание их боевой способности и боеготовности.
Но заботы заботами, а жизнь не останавливается. Бывали и в той нашей жизни различные торжества. В конце апреля 1991 года звонит мне заместитель заведующего Административным отделом ЦК генерал Александр Николаевич Сошников и говорит: «Есть мнение, чтобы на торжественном собрании, посвященном 46-й годовщине Победы советского народа в Великой Отечественной войне, перед работниками ЦК выступил бы с докладом генерал Варенников. Как вы смотрите на это предложение?» Разумеется, я ответил, что коль «есть мнение», то я воспринимаю это с благодарностью за доверие, которое мне оказывается. Мы уточнили дату и место выступления. Я поинтересовался, кто будет присутствовать из руководства ЦК. Александр Николаевич сказал, что еще уточнит, но то, что членов Политбюро не будет, так это точно. В основном на встречу придут от заведующего отделом и ниже. У меня это вызвало двойное чувство. С одной стороны, хорошо, что я освобождаюсь от высокого контроля, а с другой — непонятно, почему отсутствует какое-то общее начало. Подобное выступление ранее у меня состоялось в Госплане СССР, и мне тогда, конечно, импонировало присутствие на этом мероприятии Николая Константиновича Байбакова.
О содержании будущего доклада в ЦК КПСС никто со мной не говорил и даже не намекал. Я также никому никаких вопросов не задавал по части того, что бы они хотели услышать. Это позволяло мне «влить» в доклад не только события, связанные с войной и нашей победой, но и всю остроту момента, в котором находилась страна: развал экономики, падение жизненного уровня народа, межнациональные конфликты, проявление сепаратизма и процветание преступности всех видов, отсутствие должного внимания к проблемам Вооруженных Сил в связи с выводом войск из Восточной Европы и Монголии, да и вообще к вопросам обороны, в том числе к ВПК. На этом фоне я ставил вопрос — разве мы в годы Великой Отечественной войны за это боролись? Разве советский народ потерял в войне миллионы своих сыновей за такую жизнь? К этому стремился Гитлер. И объяснять все наши беды временными трудностями в связи с перестройкой — не убедительно. Мы надеемся, что народ и руководство страны сделают правильные выводы и примут меры к стабилизации обстановки.
В целом я был доволен текстом своего доклада. В общих чертах рассказал о его содержании Николаю Андреевичу Моисееву — члену Военного совета Сухопутных войск. Он одобрительно отнесся к моим намерениям, но, очевидно, в целях моей защиты (а у нас отношения были весьма открытыми и близкими) он, улыбаясь, намекнул на характер аудитории и хитровато сказал:
— Возможно, некоторые тезисы стоит посмотреть еще раз…
— Обрезать острые углы, что ли?
— Ну, не так, чтобы обрезать но, может быть, по форме несколько помягче.