Неповторимое. Книга 6

Варенников Валентин Иванович

Итак, у меня новый следователь — Леканов. Дня через три-четыре он зашел в следственную комнату и сказал, что мое дело передается ему; скоро он закончит работу с одним из подследственных и займется мною. Сразу предупредил, что рассчитывает на чистосердечные признания — «так как это сделал ваш непосредственный начальник министр обороны маршал Язов». И тут же сказал сопровождавшему его сотруднику, чтобы тот показал мне видеозапись. Когда я ему высказал свое отрицательное отношение к такому просмотру, он категорически возразил: «Нет, нет! Вы должны посмотреть. Это входит в наш общий план следственных действий». Не зная тонкостей юридических процедур следствия, я, конечно, не стал возражать.

Но меня возмущала другая сторона дела (хотя я к этому имел десятое отношение). Леканов, разговаривая со мной, не обращал совершенно никакого внимания на Любимова. Будто его вообще нет в комнате. Одно только то, что Любимов был значительно старше Леканова и представлял Генпрокуратуру СССР, уже даже формально обязывало последнего вести себя деликатнее.

Увы, этого не произошло. Леканов еще несколько раз заходил и все напоминал мне о том, чтобы я готовился к откровенному разговору. Желая определиться заранее, как будет построен допрос, я спросил его об этом.

— А вы как бы хотели? — задал встречный вопрос Леканов.

— Мне все равно, но хотелось бы знать заранее, как всё будет выглядеть, с чего вы начинаете.

— И все-таки как бы вы хотели? — настаивал Леканов.

— Думаю, что для вас и для меня, а также в интересах следствия можно было бы выслушать меня по всей карти не событий. Если надо, то с моими выводами и оценками. А затем я мог бы ответить на все ваши вопросы.

— Ну, что же, так мы и сделаем. Лишь бы это все шло на пользу дела.

Ободренный таким решением Леканова, я стал тщательно готовиться. Как-то он пришел и предупредил, что завтра начнем, и ушел, Любимов уже не появлялся. Мы даже не попрощались, и больше я о нем ничего не слышал. А на следующий день в установленное время стражники повели меня на допрос. Вскоре в следственную комнату зашел Леканов и сказал, что сегодня допрос тоже не получится, поскольку не закончил работу с тем, с кем сейчас занимается. И как бы между прочим бросил: «Вы, конечно, не будете возражать, если мы сделаем видеозапись вашего допроса? Современный вид следствия. Принят во всем цивилизованном мире». Я ответил, что мне безразлично, поэтому возражений не имею. «Вот и хорошо», — обрадовался Леканов и тут же отдал необходимые распоряжения сопровождавшему его сотруднику. Затем поинтересовался:

— Как вам понравились показания Язова? Вы посмотрели видеозапись?

— Да, я ознакомлен. Что касается моего отношения к этому, то я считаю, рано делать какие-то даже предварительные оценки. И вообще говорить на эту тему я не желаю.

— Это ваше право.

Мы условились встретиться на следующее утро, подтвердили прежнюю договоренность: сначала я докладываю обо всех событиях, а затем отвечаю на вопросы Леканова. Когда я спросил, сколько времени он даст мне на мое сообщение, Леканов ответил: «Сколько надо — столько и докладывайте. Вопрос серьезный, и я не намерен ограничивать вас во времени». Этим заявлением Леканов вообще подкупил меня — наконец-то можно все высказать и дать свои оценки.

Но радовался я рано — это был очень коварный шаг Леканова. Все пошло не как договаривались, а кавардаком. Во-первых, он не дал мне совершенно изложить суть события. Во-вторых, во время допроса Леканов бесцеремонно, нагло и постоянно перебивал меня, задавая вопросы совсем из другой области, т. е. старался сбить меня с толку. Несмотря на мои протесты, он продолжал вести себя по-хамски. Конечно, учитывая его действия, можно было бы заявить протест. Но мой «защитник» Беломестных покорно молчал, а во мне все-таки теплилась надежда, что наши советские следственные органы правильно отнесутся к советскому офицеру и объективно разберутся во всей обстановке, которая

предвещала стране смертельную опасность, о чем мы писали в «Слове к народу»…

Глава IV

Предварительное следствие

Следователи разные и методы допроса разные, но цель одна. Продажа в «Шпигель» видеопоказаний Крючкова, Язова и Павлова. Первое обвинение. Комментарии. Второе обвинение. Третье обвинение. Попрание элементарных прав человека. Допросы, допросы, допросы. Затягивание следствия. О презумпции невиновности и пасквиль Степанкова — Лисова. Горбачев и Ельцин — патологические враги и сиамские близнецы-братья. Смена адвоката. Изучение материалов предварительного следствия. Наглое, звериное лицо власти.

Утром следующего дня после тщательного и унизительного осмотра-обыска меня привели на допрос. Несмотря на это я прибыл в приподнятом (если это вообще допустимо в моем положении) настроении и чувствовал себя уверенно. Адвокат Л. Беломестных всё почему-то вздыхал: то ли плохо было со здоровьем, то ли чего-то боялся. Появился оператор — сотрудник Генпрокуратуры РСФСР с телекамерой, установил ее и растолковал мне, где должен сидеть я, а где будет сидеть и задавать вопросы следователь.

Через некоторое время появился и Леканов. Если раньше он хотел все-таки показаться в привлекательном облике демократа, то сейчас выглядел хмуро. Бросив на ходу; «Здравствуйте», — прошел и сел на свое место. Вместе с ним зашел еще один сотрудник — устроившись за соседним столом, приготовился писать. Оператор-следователь доложил, что все готово. Леканов сказал: «Начали» (вроде какой-то спектакль) — и сразу накинулся на меня. В буквальном смысле.

Передо мной был следователь-рвач. Таким позже оказался и Генеральный прокурор РСФСР Степанков и его заместитель Лисов (он же руководитель бригады следователей Генпрокуратуры по делу ГКЧП). Было ясно: если руководители такие, то многие сотрудники будут им подражать.

Только накануне мы с Лекановым еще раз уточнили, как будет построен допрос (т. е. я сделаю сообщение, а затем мне будут заданы вопросы). Вместо того, чтобы приступить к делу, он начал с нотации в мой адрес:

— Вы не совсем искренни! Изменилась ли ваша позиция и что вы можете сказать по существу предъявленного обвинения?

Следователь, еще фактически не начав допроса, уже обвиняет меня в неискренности! Я допускаю, что Леканов мог опираться на показания, которые я давал следователю Любимову. Но в таком случае так и надо сказать, что показания, которые я сделал при допросах Любимовым, были неискренними. По крайней мере, я смог бы сориентироваться и о чем-то говорить. Но действовать так бесчестно, по-хамски… Это вызывало только презрение. Невольно я добрым словом вспомнил Любимова. Он хоть и делал «свое дело», но с определенным тактом и приличием.

Вполне естественно, что после такого вступления Леканова я внутренне взбунтовался и одновременно максимально собрался для решительных действий. Сразу занял твердую позицию — не пресмыкаться, не давать повода для спекуляций. Поэтому и разговор у меня был жестким. Сделав вид, что выпад Леканова меня не касается, я не стал вступать с ним в полемику, а начал делать свое сообщение так, как и планировал. И показания давал твердо, с напором. Следователь бесцеремонно меня перебивал, пытался запутать наводящими вопросами, неожиданно перескакивал с одной обсуждаемой темы на другую, но я твердо выдерживал порядок и последовательность своих показаний и настоятельно требовал не перебивать, если следствие ставит своей целью выяснить истину. Тогда Леканов забегал с другой стороны, пытался купить комплиментом. Например, таким: