Неправильная сказка
Шрифт:
– Ах, какая тонкая работа! Ты, наверное, станешь скульптором или ювелиром, – восхищались гости отца. – И как много всего, целый подоконник! Молодец!
Мальчик хотел рассказать им об этом своём мире, о том, что в нём влюбляются навсегда, никто никогда не предаёт, не лжёт, не ворует, не ссорится, а офицеры и солдаты воюющих армий с удовольствием ходят в одну парикмахерскую. Но взрослые спешили к столу. Там они пили, закусывали и пели песни о любви и о родине. А мальчик, слушая их песни, вдруг почувствовал, что все они кем-то брошены. От невыносимой тяжести в душе они собираются вместе и пьют вино. От вина и оттого,
Мальчик вырос. Он не стал ни скульптором, ни ювелиром. Он решил стать писателем. Пластилиновый мир на подоконнике он оставил потому, что стал взрослым, а взрослому стыдно играть в пластилиновых солдатиков. И это было его первое предательство. Потом мальчик понял, что предавать – это в природе человеков. Он стал, как все, мучиться своими предательствами, терпеть, прощать и ждать прощения.
Его книги не покупали.
– Всё это сказки, – говорили ему, – в ваших книгах влюбляются навсегда, не лгут, не убивают, не воруют, не ссорятся. Читателю это неинтересно, потому что так не бывает.
«Бывает, – думал он, но не говорил ничего, – зачем убеждать человеков в том, что они и сами знают. Такой мир есть, но мы бросили его, и сознаться в этом нам стыдно».
Мальчик, хотя он уже и не мальчик, будем называть его писателем, хотя какой же он писатель – его никто не издавал, зарабатывал на жизнь чем придётся: помогал тем и этим и только по ночам продолжал писать свои книги. По воскресеньям он ходил в церковь. Он сам однажды понял, что тот, брошенный им, пластилиновый мир он не выдумал, он существует на самом деле, там – наверху. И он молился, нет, не Богу, он молился своему настоящему пластилиновому миру. И все вокруг, он это видел, тоже молились этому миру, потому что он был, если не на подоконнике, то в душе у каждого.
Вот так мальчик прожил свою жизнь, состарился, и однажды к нему пришёл ангел.
– Пойдём, – сказал ангел.
– Куда? – спросил мальчик.
– В магазин, купим тебе пластилин.
Они купили самый лучший пластилин. В коробке были все цвета, и они никогда не кончались. Какая-то волшебная коробка.
– А теперь закрой глаза, – сказал ангел.
Мальчик закрыл.
– Открой.
Мальчик открыл глаза и не увидел ничего. Мир вокруг был пустой, как окно в детстве. Мальчик открыл коробку и вылепил из пластилина маму. Она ожила и обняла его.
«Значит, отец не обманул», – подумал мальчик и вылепил отца. Отец улыбнулся сыну, обнял жену, и они вдвоём расплакались от счастья. А мальчик, чтобы они не скучали, вылепил им друзей, деревья и дома, гнедую лошадь, слона и верблюдов, собаку, кошку и птицу и даже одну парикмахерскую с парикмахершей.
Принцесса и карандаш
Карандаш нарисовал принцессу. Очень хорошенькую. В длинном платье и с маленькой короной на голове.
– Благодарю, – сказала принцесса. – Я назначаю Вас придворным художником, – и вдруг рассмеялась: – Придворный художник без двора!
Карандаш нарисовал замок с крепостными стенами, башенками и двумя пушками у ворот.
– Какой Вы смешной, – сказала принцесса. –
Карандаш всё исполнил, а чтобы садовник не сидел без дела, он нарисовал сад, в нём – пруд, в пруду – пару лебедей.
– Какая прелесть! – сказала принцесса. – Нарисуйте мне булочку, я иду кормить птиц. Я просила булочку, а не буханку. Ну ладно, ступайте, Вы мне пока что не нужны.
Буханка вместо булочки получилась потому, что грифель стёрся, и карандаш пошёл к точилке. Точилка была старой и громоздкой дамой, сейчас таких не делают. Она была намертво прикручена к столу, вся из металла, чтобы заточить карандаш, надо было нажать на блестящие никелированные ушки сверху, вставить карандаш внутрь и крутить ручку. При этом она противно визжала. Вот такая инструкция к уже не существующей точилке.
– Пришёл, – сказала точилка. – Ну и кого ты нарисовал? Фантазию? Что ещё взбредёт в её маленькую голову? А ты трать, трать на неё свой талант. И-и-и-их! За что я тебя терплю? Стань реалистом: нарисуй меня.
Но уже заточенный карандаш спешил обратно, торопился к принцессе, ведь он её придворный художник. Торопился не зря. Принцесса ждала его на краю сада.
– Куда же Вы пропали? Мне скучно. Почему вокруг нет гор, леса, облаков? Хочу реку. В ней есть рыба? А где поля? Трудолюбивые крестьяне? Деревушка? И церковь на холме.
И карандаш рисовал заснеженные горы вдали, густой лес внизу, оленя на опушке, мост через реку, задремавшего на лодке в камышах рыбака с удочкой, в поле – коров с колокольчиками, в небе – птиц. Иногда он исчезал ненадолго и возвращался опять аккуратно заточенный, готовый исполнить любой каприз.
– Какой Вы стали маленький, – сказала однажды принцесса, – а я всегда считала Вас большим художником.
Старуха точилка уже не ругалась, а только вздыхала:
– И-и-и-их! Она-то будет жить вечно. А ты? Ещё одна заточка – и всё. Вот что, не приходи ко мне больше, не хочу брать грех на душу.
– Мне одиноко без Вас, мой милый маленький придворный художник. Может быть, это любовь? Странно. Что это Вы там рисуете? Кто это скачет на белой лошади? Нарисуйте-ка мне подзорную трубу. Ну вот. Теперь я вижу – это… это… это принц! Прекрасный принц, и он скачет сюда. Что же это я? Господин придворный художник, что это со мной? Немедленно нарисуйте на краю этого поля маки и васильки, я буду собирать полевые цветы, нет, лучше нарисуйте венок мне на голову, да, венок из полевых цветов, а в руки – Библию, ну, рисуйте же, рисуйте скорее, я буду смиренно читать Библию, и нарисуйте маленькую беленькую собачку, принцесса без маленькой белой собачки… Ах, поздно, он заметил меня… Ступайте, ступайте пока.
– Ну, вот и всё, художник, – сказала точилка карандашу. – Исписался. И ради чего? Сказки дурацкие. Что это ты там ещё мазюкаешь? Это ещё кто? Я, что ли? Хм. Похожа. Ну, так и быть, последний раз заточу тебя – и всё, больше не проси.
– И-и-и-их! – завизжала точилка. И карандаша не стало: сточился весь, до конца.
– Эй, художник, ты где? Ты чего? И-и-их!
Этой точилки уже нет. Я бы не вспомнил о ней, но вчера среди старых бумаг нашёл неоконченный рисунок: стол, а на нём точилка для карандашей с никелированными ушками. Недостаёт ручки, но это не важно, сейчас всё равно таких уже не делают.