Неправильная ведьмочка, или Некромант на задании

Никитин Виктория

— Прости — проговорил Никита так тихо, что я еле-еле его услышала.

— Не стоит, я всего лишь хотела…

— Я знаю и благодарен за заботу, но я осознаю свои эмоции, чувства и мысли. Не стоит беспокоиться, это пройдёт.

— Понимаю. Но тогда что мы тут делаем? Ты весь день носился по городу в попытке найти информацию про эту девчонку и её семью, вместо того, чтобы на полных парах в Москву.

— Я понимаю, как это выглядит со стороны, но назови это профессиональной интуицией. Я чувствую, что эта история и наше дело как-то связаны между собой.

«Внутренний голос или чувство вины?» — подумала я, но вслух сказала совсем другое.

— Семь лет прошло с какого-то неудавшегося ритуала, шанс найти что-то спустя столько времени равен нулю.

— Лишь вчера ты угодила в «Молот ведьм»,

ловушку, которая простояла в чащобе более семидесяти лет, и простоит ещё больше, если её не обезвредить. Прекрати капризы, они лишь мешают.

— Хорошо — вздохнула я, принимая его шаткий, но всё же аргумент.

Капризы? Ну да, капризы. Я не любила кладбища, у меня от них мурашки и обычно посещение этих мест ничем хорошим не заканчивалось. В последний раз скелеты и полуразложившиеся трупы повыскакивали из могил, устроив бальные танцы, я даже думать не хочу, сколько времени и сил потребовалось Вальдемару, чтобы уложить всех обратно. Вот такой я не правильный некромант. Там, где Никита и его коллеги по цеху чувствовали себя в своей тарелке, у меня мурашки по телу шли, а внутри вспыхивало неуправляемое отторжение.

Мы завернули на старую часть кладбища. В вечерних сумерках старые кресты, покосившиеся надгробия казались зловещими. Тёмные тополя, покрытые первой листвой, отбрасывали длинные тени, поднявшийся ветер теребил заросший бурьян, катал сухие, оставшиеся с зимы листья. Было видно, что эта часть кладбища давно заброшена. В сумерках всё ещё можно было разгадать стёртые от времени и дождя имена и даты. Женщины и мужчины, старики и дети, людские жизни яркие, радостные и не очень, когда-то живые, сейчас лишь буквы на косых плитах. Многие даже перестали быть чьим-то воспоминанием, навсегда погребённые под толщею веков, застрявшие в прошлом. Всего лишь уже ничего не значащие буквы на холодном мраморе.

— Не хочу, чтобы меня хоронили — призналась я под веянием эмоции — пусть лучше кремируют.

— А прах развеять по ветру.

— Наверное смешно слышать такое от некроманта?

— Нет, наоборот, очень практичное желание, по-моему. Я тоже в завещании внёс такой пункт.

— У тебя есть завещание? — удивилась я этой новости.

— Да — пожал он плечами, показывая незначительность этого факта — работа у меня опасная, стоит позаботиться о таких вещах заранее.

— Хм… Никогда не думала об этом, но не могу не согласиться с практичностью данного факта.

Свернув направо, мы вышли на короткую разбитую тропинку, упирающуюся в сломанную ограду и высокий, дремучий лес. Тут было всего шесть могил. Очень старых, с треснутыми и покосившимися памятниками. Никита подошёл ко второй справа, сверяясь с записями в смартфоне. Грустный херувим печально смотрел в небо половиной лица в тёмных подтёках, одно крыло отсутствовало, а второе на половину облупилось, больше походя на стёртый огрызок.

— Алла Владимировна Ипатова, 21.05.1914 — 06.06.1929. Это тут. — Никита спрятал смартфон, и вытащив фонарик из куртки, перешагнул через хлипкую ограду, исследуя могилу подростка.

— Почему тут? Что рассказал тебе смотритель кладбища?

Подросток, девчонка, которой чуть меньше ста лет назад возвели когда-то прекрасный памятник. Ребёнок, которого не знали в городе и о котором слышал каждый. Особенное дитя, особенное даже для своих. Дитя смерти, дитя, рождение которого предвещает великие перемены, плод смещения двух миров, двух чуждых миров, ошибка родителей, дитя человека и демона, единственного существа из подреальности, открыто живущем в нашем мире. Нет, такая как Алла, не была уникальной, дети смешанной крови рождались и раньше, но они были столь редки и каждое их рождение всегда, во все времена с тех пор, как существует человечество, предвещает великие и необратимые перемены. Таких, как она называют: Дитя предзнаменования. Высокопарное название для обычного, простого, ни в чём не повинного ребёнка. Она прожила ещё достаточно долго, обычно таких детей убивают сразу. Убивают, потому что боятся. Боятся перемен, боятся неизвестности и новой жизни, которую несёт в себе такое дитя. Всё это рассказал нам смотритель кладбища. Низкорослый, старый маг, который давным-давно забыл свои корни и предпочитает жить на границе миров, между магией своей истинной сути и людьми.

Я смотрела на

надгробие, на маленькую почерневшую от времени фотографию в железном эмалированном круге и не понимала, что чувствую. Мне было грустно от участи этой девочки, от страха и ненависти, которые испытывают ведьмаки и маги к таким, как она. И в тоже время где-то глубоко внутри поднимался гнев на таких, как они. Гнев за то, что обвиняют невинного ребёнка в ошибках родителей, обвиняют этих детей в том, какие они, обвиняют и боятся. Я помню себя в детстве, помню страх, отвращение, презрение и неприятие других ко мне. Помню страх отца, когда во мне проснулась некромантия, помню его пожизненное разочарование от того, что я девочка, а не мальчик. У ведьмаков всегда рождаются только мальчики, это закон природы, незыблемый устой вселенной, который был нарушен первым криком маленькой девочки. Помню бумаги с ДНК анализом на отцовство и своё глубокое разочарование, которое до сих пор холодной иглой колит сердце. Я помню его секундное бессилье, всего лишь миг, один удар сердца, но он был готов сдаться и согласиться отказаться от меня, когда конклав, переполненный паническим ужасом, ворвался в наш дом и объявил меня дитём предзнаменования. Да, это был всего миг, момент слабости, присущей всякому живому существу, миг, за которым следовали годы борьбы за мои права, и что уж тут мелочиться, за мою жизнь. Десятки астрологов, предсказателей, верховные ведьмы и сильнейшие маги России и зарубежья. Проверки на проверке, пока от меня не отстали и позволили не только жить, но и учиться. И постоянные слова отца «Ради твоего же блага». Десятки часов уроков, вдалбливания двух наук от А до Я, лекции, тренировки, практики, наказания и разочарование. Великий род Лариных зависит от меня и с тех пор как окончательно стало ясно, что мама больше не может иметь детей, отец с фанатизмом воспитывал себе преемника. Я смотрела на грустного ангела и будто сквозь века чувствовала боль погребённой под толщей гранита девочки. Чувствовала её одиночество, её страх и вселенское непонимание. «Почему её держат взаперти? Почему ей нельзя общаться с другими детьми? Почему мама вздрагивает каждый раз, когда прикасается к ней? Почему мама плачет по ночам и молча выслушивает обвинения дяди? Почему дядя постоянно наказывает её за любую провинность? Она привыкла быть виноватой во всём, привыкла, но никогда не понимала своей вины. Она боялась его, боялась и пряталась в углу между шкафом и стенкой, там был её тайный мир. Мир где не было ремня, криков и обвинений. Она боялась их, боялась и ненавидела. Ненавидела их всех всеми силами своей души. Она мечтала, что когда-то вырастет и сбежит. Сбежит от побоев и вины. Но ненависть взяла верх, она сжигала её изнутри, пока не взяла верх.».

— Дьявол! Вася, борись с ней.

«Ненависть. Сладкая и поглощающая. Ослепляющая ненависть.».

— Вася, отделись от неё. Посмотри на меня!

Грустный ангел с изувеченным лицом. Нож, блик стали в свете качающейся лампочки.

— Вася, посмотри на меня!

Нож. Взмах. Ненависть пожирает до самых недр существования. Ангел повернул голову и улыбнулся грустной полуулыбкой.

— Василиса, осознай себя. Ты Василиса Ларина, ведьма и некромант.

Красная кровь, так много крови. Горячая, липкая, пахнущая металлом. Лицо ангела в крови.

— Да чтоб тебя. Я сказал, посмотри на меня, ты, неправильная ведьма, мать твою!

Резкий толчок, пронизывающий холод и обжигающий жар. Сознание вернулось резко, отразившись адской болью в затылке. Зелёные глаза полыхали в темноте. По телу разлилась слабость, ноги подкосились, но сильные руки удержали.

— Кровь, ненависть. Столько ненависти, столько боли — шептала я, заливаясь слезами и прижимаясь к сильной груди Никиты.

— Шшшш… Всё хорошо, это не твои воспоминания, она завладела тобой. Шшшш… Всё хорошо.

— Смерть ходит по вашим пятам. Вы оба уже отмечены. — тихий шелест за спиной.

— Я бы на твоём месте помолчал, пока не спросят.

— Я не боюсь тебя, некромант. Ничего ты мне не сделаешь. Многие пытались до тебя, но все терпели неудачу. Вы все неудачники. — злое шипение и замогильный хохот.

— Жаль, что тебе не посчастливилось познакомиться с лучшими представителями моего цеха. Арангар — проговорил Никита и из его руки стрельнуло зелёное пламя.

Вой и визг сотряс ночь.