Неправильный Дойл

Джирарди Роберт

Будучи завсегдатаем пивных Нового Орлеана, Огастас много слышал о предполагаемом «тайном вторжении», ведь для мужчин нет ничего более приятного, чем, поглощая любимую выпивку, обсуждать войны прошедшие и настоящие. Он знал, что кубинский повстанец, генерал Нарсисо Лопес, набирает из добровольцев экспедиционный корпус, чтобы избавить Кубу от испанской короны. Генерал Лопес намеревался высадить своих флибустьеров где-то в отдаленной лесистой части острова, быстро разгромить неподготовленные местные войска и после этого, при поддержке угнетенных кубинцев, которые толпами придут под его победное знамя, привести сильно укрепленную «армию освобождения» к Гаване. Все пьяницы Нового Орлеана были единодушны во мнении, что такая кампания, какой бы благородной, отважной и тайной она ни была, вряд ли окажется успешной.

Огастас добрых полчаса задумчиво стоял, прислонившись к стене хлопкового склада, прислушиваясь к царапанью крыс внутри и глядя на мускулистых

негров из портовых кварталов, вкатывавших бочки и таскавших военное снаряжение по трапу в трюм судна. Его мысли были в полном беспорядке. Потом он увидел самого генерала Нарсисо Лопеса, появившегося на палубе в окружении нескольких старших офицеров. Все они дымили толстыми кубинскими сигарами. Генерал в одиночестве спустился на пристань, чтобы руководить работой или хотя бы сделать вид, что руководит, потому что негры не обращали особого внимания на его приказы. Тем не менее он являл собой великолепное зрелище в своем безупречном белом мундире и ярко-красном кушаке, обернутом вокруг талии. Единственным свидетельством его звания была одинокая золотая звезда, вплетенная в воротник кителя, а единственным оружием – подзорная труба в футляре из красной кожи на ремне, перекинутом через плечо. Это был человек неопределенного возраста, но явно старше шестидесяти, с волосами пепельно-серого цвета. Тем не менее он выглядел крепким и здоровым, полным сил и определенно заслуживал человеческой преданности.

В тот момент, когда генерал с достоинством военного отдавал приказы, которым никто не придавал значения, Огастас Дойл отважился на решительный поступок. Он закатал расстегнутые рукава, чтобы выглядеть как человек, только что оторвавшийся от важного дела, как можно лучше заправил рубашку без пуговиц, собрался с духом и зашагал прямо к генералу на пристань. Энергичный молодой офицер – американец с длинными соломенными волосами, в модном, сделанном на заказ, синем мундире – вытащил кольт и поспешил вниз по трапу, чтобы перехватить Огастаса, но тот остановился в нескольких шагах от генерала и уважительно поклонился ему. Генерал подал офицеру знак остановиться.

– Генерал Лопес, могу ли я иметь честь воспользоваться минутой вашего внимания? – спросил Огастас Дойл.

Генерал вежливо улыбнулся и кивнул.

– Сэр, я узнал, что вы ищете ветеранов последней войны с Мексикой, чтобы укрепить ваши отважные ряды. Я один из таких ветеранов и горячо желаю Кубе свободы от ее угнетателей, хотя, без сомнения, не так горячо, как вы, выходец из этой страны, который первым испытал гнет проклятых испанцев. Как бы то ни было, я охотно служил бы под вашим знаменем и мог бы быть вам полезен своим опытом, приобретенным в победоносной армии генерала Скотта. В качестве незначительного вознаграждения мне нужны лишь пара ботинок и пища один или два раза в день, даже если она будет состоять только из сухарей и синих бобов.

Попыхивая сигарой, генерал Лопес церемонно заложил руки за спину и осмотрел Дойла сверху вниз, задержав взгляд на ногах в одних чулках и рубашке без пуговиц.

– В каком чине вы были во время войны с Санта-Аной? [63] – спросил генерал, правда, сигара во рту и сильный акцент делали его речь малопонятной.

– Я был поваром, сэр, не буду врать, – поколебавшись, признался Огастас. – Но я повидал немало боев.

При этих словах генерал широко улыбнулся, показав ряд здоровых зубов. Он вынул сигару изо рта, сунул ее между губ Огастаса и по-отечески положил руку ему на плечо.

63

Антонио Лопес де Санта-Ана (1795–1875) – генерал, президент Мексики в 1830-1850-е гг.

– Ты знаешь такого Наполеона, императора, а?

– Лично нет, сэр, – сказал Огастас, с радостью обнаружив, что сигара генерала, несомненно, превосходная.

– Император говорил, что армию ведет живот. Ты понял, что это значит?

Огастас не совсем понял, но ответил утвердительно.

– La liberation de Cuba, [64] – вдруг жестко сказал генерал, – тоже нуждается в поварах!

Он вытянулся в струнку и отдал честь. Огастас стал по стойке «смирно» в чулках и тоже отдал честь, а молодой офицер с кольтом – полковник Криттенден из Кентукки, как оказалось позже, – пристегнул револьвер, подошел, тепло пожал руку Огастасу и повел его на борт, где ему выдали старое мелкокалиберное ружье, синюю куртку из дешевой колючей шерсти, пару жестких походных сапог и недавно напечатанные облигации, которые можно было обменять на землю или четыре тысячи долларов наличными после взятия Гаваны. Вот таким образом Огастас Дойл попал на судно для вторжения на Кубу с Лопесом и другими авантюристами.

64

Свобода Кубы (ит.).

На

следующее утро моряки с «Памперо» отдали пропитанные дегтем швартовы; их провожала восторженная толпа, в которой Огастас, как ему показалось, заметил несколько красавиц окторонок, которые во время его вчерашних скитаний хмурились, глядя на него с недосягаемой высоты. Теперь женщины бросали цветы на палубу, джентльмены в высоких цилиндрах выкрикивали воинственные лозунги, оркестр играл «Кубинскую польку», недавно сочиненную знаменитым Готшальком [65] специально для этого случая. Корабельные паровые котлы выдали необходимый в этой ситуации столб дыма, и «Памперо» направился вдаль по водам канала.

65

Луис Моро Готшальк (1829–1864) – виртуозный американский пианист и композитор.

Стоя у перил кормы в кусачей синей рубахе и неудобных сапогах, Огастас смотрел, как исчезает за поворотом суетливый полумесяц города, слушал, как слабеет музыка на ветру. Он вдруг ощутил острый укол сожаления по поводу своего стремительного решения присоединиться к этой сумасшедшей вылазке на Кубу и сердцем чувствовал, что на этот раз приключения уведут его далеко от прежней счастливой и беззаботной жизни. У него никогда не возникало желания посмотреть другие части света, ему хватало Америки, но теперь было слишком поздно что-либо изменить. Ему было грустно: он не пошел знакомиться с товарищами, а следующие несколько часов стоял на корме, глядя, как мимо проплывают долины с плодородной землей, темные спины рабов на хлопковых полях, огромные, с белыми колоннами дома плантаторов, сияющие на солнце, как призрачные дворцы, пока уже в сумерках «Памперо» не выскользнул в Мексиканский залив, вспенивая и смешивая своими большими колесами бурую воду с солоноватой синей.

После нескольких дней приятного плавания они достигли острова Ки-Уэст, где на борт поднялись еще несколько человек. Потом, на рассвете, «Памперо» был отбуксирован через отмель и повернул на юг, к Кубе, которая была уже почти видна на горизонте, не дальше чем в ста милях от них. Морской воздух отвлек Огастаса от унылых мыслей, и он решил познакомиться с пестрым людом, из которого состоял экспедиционный корпус генерала Лопеса. На судно втиснулось 450 добровольцев, 125 из них были опытными бойцами кентуккийского батальона под предводительством полковника Криттендена. Остальных можно было разделить на две части: первую составляли разочаровавшиеся и полуголодные беженцы из различных европейских стран, принимавшие участие в потерпевших неудачу революциях; вторую – отчаянные парни с плоскодонок, [66] спустившиеся в Новый Орлеан по Миссисипи с необжитых равнин и принесшие с собой только жажду разрушения. Все они находились под непосредственным командованием общего штаба, состоявшего из венгерских офицеров, сражавшихся вместе с осужденным героем Кошутом [67] против австрияков и русских. Венгры производили сильное впечатление, они были дисциплинированны, не пили и соблюдали субординацию, их яркие мундиры были всегда в порядке. Самым большим недостатком венгров было то, что говорили они только на венгерском, поэтому не могли ни отдать приказ, ни понять его.

66

Фермеры, в «мертвый сезон» возившие на продажу грузы на бескилевых баржах по опасной в те времена реке Миссисипи.

67

Лайош Кошут (1802–1894) – крупный государственный деятель, борец за независимость Венгрии.

Огастас, скорый на шутку и охочий до картишек, быстро обзавелся друзьями, среди которых был молодой светловолосый офицер, отличный стрелок полковник Криттенден. Он был выпускником Уэст-Пойнта [68] и племянником бывшего губернатора штата Кентукки, молодым аристократом, поведение которого оказалось не очень благородным, – он играл в карты с командой на выданные им кубинские документы, жевал прессованный табак и ругался не хуже любого неотесанного солдата. Кроме него были еще Хайрам Прескотт и Иеремия Бингли – провинциальные джентльмены, которые лишились зубов, воюя с медведями и индейцами племени чоктоу в суровых горах Теннесси, – и капитан Зацкий, худой таинственный венгр, который оказался единственным на борту, кто имел игральные кости.

68

Уэст-Пойнт – разговорное название Военной академии сухопутных войск.