Неправильный Дойл
Шрифт:
– Семь! Восемь! Девять! – Голос рефери рокотал в динамиках. – Десять! – И «Арена солнечного побережья» взорвалась ревом, прокатившимся по всем окрестностям Билокси.
– Индоника Пинкни, – сказала женщина, когда рев затих. – Так меня зовут.
– Индоника, тебе знаком человек по имени Дойл? – спросил Дойл.
Индоника долго и пристально его рассматривала.
– Ты ищешь неприятностей? – наконец спросила она.
– Просто ищу Дойла, – сказал Дойл. – Дело жизни и смерти.
Индоника грустно помотала головой.
– Ты ищешь неприятностей, мистер, это очевидно, – сказал она. – Любой, кто ищет Дойла, ищет неприятностей. Я задам тебе вопрос, и не вздумай лгать мне. Я чувствую, когда люди лгут, у
– Я на стороне ангелов, – сказал Дойл со всей искренностью, на какую был способен.
Индоника обдумала это, ее черные глаза сузились. Внизу, на ринге, люди в белых комбинезонах смывали кровь с пола, подготавливая площадку к финальному поединку.
5
VIP-VIP-ложа Грека была маленькой уютной комнатой, смежной с большой, с приглушенным освещением, хорошим кондиционером, стенами, обитыми белой кожей, и мебелью из кожи и хрома. Там тусовалось около пятнадцати человек. Они тихо переговаривались друг с другом, держа в руках коктейли. За стойкой в углу стоял в ожидании сдержанный молодой человек в безупречной рубашке для смокинга. Индоника подошла к бару.
– Дайте мне «Реми Мартен», – сказала она.
На лице молодого человека появилась тусклая улыбка, он налил коньяк со всей серьезностью священника, дающего прихожанам вино во время обедни.
– Он здесь? – прошептал Дойл.
– Тихо! – шикнула на него Индоника.
Она указала в сторону дивана из белой кожи, повернутого к стеклянной стене. Там спиной к бару сидел широкоплечий молодой человек, обнимая двух темнокожих девиц, глядя на отрывки боя Шабаза и Уилланда. Девицы выглядели карикатурно в своих коротких платьях, которые едва держались на их обширной плоти. Дойлу был виден только его затылок. В глубоком кресле рядом с диваном расположился белый мужчина лет шестидесяти. Его седые волосы были стянуты в хвост, обнажая резкие, жесткие, истинно греческие черты лица. Одет он был в шелковую рубашку с ярким рисунком, расстегнутую на увешанной золотыми цепями волосатой груди, – в стиле диско, как двадцать пять лет назад. Очевидно, это и был Грек. Дойл видел таких и раньше – на террасе «Короля Альфонсо», в разгар сезона, с молоденькими девчонками, которые могли сойти за подруг их дочерей. А может, так оно и было. Он был из тех, кого французы называют un numйro, игрок. Они изобилуют на пляжах от Коста-Брава до Лазурного Берега, носят узкие плавки, имеют «феррари» и дорогие сотовые телефоны, обогатившись в сомнительных предприятиях, сумев извлечь выгоду из слабостей одних и пороков других. Но в этом «numйro» было что-то еще, какая-то печаль в глазах, словно он давно понял, что все это – «феррари», быстрые деньги, подружки, едва достигшие половой зрелости, даже эта ложа – ничего не стоит. Зола.
Индоника взяла напиток у бармена.
– Ставрос, – позвала она мужчину в глубоком кресле, – я привела друга.
Ставрос выпрыгнул из кресла, сразу же придя в ярость, и в два длинных прыжка оказался у бара.
– Сколько раз говорить тебе, Индоника, – здесь что-то вроде моего личного кабинета. Общедоступная вечеринка за дверью. Не смей приводить незнакомцев в мой личный кабинет без специального приглашения.
Он грубо схватил Дойла за локоть и подтолкнул к двери:
– Выходи, приятель.
Дойл отдернул локоть.
– Мне нужно поговорить с Дойлом, – сказал он довольно громко, чтобы Дойл услышал.
Грек бросил взгляд на диван. Дойл не пошевелился и не обернулся.
– Он сейчас занят.
– Это очень важ… – начал Дойл, но Грек уперся руками ему в грудь и толкнул. Дойл налетел на стойку бара, стаканы для виски стукнулись друг об друга с хрустальным
– Эй, Дойл, – позвал Дойл. – Меня прислал О'Мара.
Мужчина на диване заметно напрягся, мышцы на его плечах затвердели. Потом он медленно повернулся.
6
Два Дойла вышли в вестибюль, опустевший в последние минуты перед главной схваткой. Эскалаторы ползли с глухим бряцающим звуком на всех семи уровнях. Даже Крошка, дежуривший у бархатного каната, покинул свой пост.
– Говори, что надо, и побыстрей, – прорычал Дойл с знакомым акцентом парней из Коннахта. [155] – Я поставил пару фунтов на этот бой и не намерен пропустить его из-за Старого Фрукта или кого-либо еще.
– Боюсь, в ближайшем будущем ты многое пропустишь, – сказал Дойл и рассказал об О'Маре, о Фини, курящем сигарету внизу, в темном салоне «мерседеса», припаркованного где-то под «Ареной солнечного побережья», там, где обитают лишь крысы размером с собак и бомжи. Об Иисусе, который ждет где-то в блочном домике, на кровати, аккуратно разложив на полотенце инструменты для пыток и слушая, как тихие воды залива плещутся о грязный берег.
155
Коннахт – провинция на западе Ирландии.
Дойл слушал, постепенно бледнея. Он был примерно того же роста, что и Дойл, возможно, немного шире в плечах, но с такими же темными волосами, со спокойным, зовущим взглядом молодого Митчума и таким же немного искривленным носом. Они могли оказаться братьями или кузенами. В этот вечер он был одет как щеголь: гуайябера [156] с ярким цветочным орнаментом, серебристо-серые брюки и дорогие итальянские кожаные туфли на босу ногу.
– Этот человек, Иисус, – сказал он, когда Дойл закончил, – он разговаривает?
156
Гуайябера – длинная латиноамериканская праздничная рубашка.
– Не совсем, – ответил Дойл. – Он мычит. Он кажется тупым, медлительным…
– Нет, – прервал его Дойл, дрожь пробежала по всему его телу. – Он не медлительный, совсем нет. Он смертельно быстр, как змея.
– Так что ты собираешься делать? – спросил Дойл.
– Нет, что ты собираешься делать, парень? – сказал Дойл. Тут до них донесся приглушенный рев стадиона. Боксеры вышли на ринг. Дойл покосился на дверь и начал пятиться. – Как я уже сказал, я поставил пару фунтов…
– Минуточку, – оборвал его Дойл. – Я проделал этот путь из Виргинии с двумя головорезами, протирая зад, чтобы ждать, когда ты узнаешь счет? Ты должен оказать мне услугу.
– Какую услугу? – подозрительно спросил Дойл.
– Мне нужно, чтобы ты помог мне затащить человека в багажник. Ты с этим справишься?
– Мертвого?
– Живого, к сожалению, – ответил Дойл. – С мертвым я бы справился сам.
Дойл колебался.
– Как насчет того, чтобы сначала посмотреть бой?
Дойл кивнул, соглашаясь, и они оба прошли обратно в VIP-VIP-ложу Грека. Первый раунд еще не закончился. Зрители толкались возле окна. Индоника и девицы Дойла прыгали на своих «трахни-меня» каблуках, пронзительными воплями подбадривая громадное изображение Флеминга на гигантском телеэкране. Было видно, как на его лбу появились крупные капли пота. С первого взгляда борьба казалась равной: боксеры танцевали друг вокруг друга, делая элегантные выпады в пустоту. Но темная плоть Флеминга быстро стала влажной, а Эспозито оставался спокойным и сухим, как пудра.