Неправильный лекарь. Том 2
Шрифт:
— Думаешь, что я уже справлюсь? — позволил я себе усомниться. Я никогда не завышал своих способностей и заслуг, даже наоборот, иногда недооценивал, пока факты не убеждали в другом. Вот и сейчас я пока не был уверен в своих силах.
— Ну мы же не будем просить устроить заседание коллегии завтра, — хмыкнул отец. — Они для наложения запрета пять дней форы дали, а это дело важнее, должны были быстро реагировать. Так что недели две точно будет в твоём распоряжении, чтобы полностью раскрыться. Ты и так уже лучше Юдина справляешься, а он круглый отличник, между прочим.
— Когда едем к мастодонту?
— Хорошая ассоциация, — хихикнул отец. — Да прямо сейчас и едем, чего тянуть, таких людей нельзя
Мы сели в бронированный микроавтобус и поехали в «Больницу Всех Скорбящих Радости», что находилась на перекрёстке Большого Сампсониевскгого проспекта и Боткинской улицы недалеко от Финляндского вокзала. Что интересно, и я только сейчас об этом подумал, целый квартал, застроенный зданиями огромного больничного комплекса, принадлежащего Обухову, с юга ограничивался Пироговской набережной, у которой пришвартован прогулочный катер Боткиных. Есть ли здесь какая-то взаимосвязь? Да ну, вряд ли. Взаимосвязь есть в данном случае с наличием мест для швартовки, у Боткиных свои клиники. Пусть не такие огромные, зато их много и разбросаны по всему городу. И как интересно Серафим Павлович отец Андрея справляется со всем этим? Если даже каждой клинике уделять пять минут в день, их просто объехать не успеешь.
Мы с отцом вошли в богато украшенный вестибюль главного здания и направились налево по коридору. Кабинет босса всех питерских лекарей находился в области просторного расширения и имел зал ожидания для страждущих пообщаться со светилой лично. О нашем приходе доложили, и мы присели в большие мягкие кресла, приготовившись ждать. Услужливый персонал предложил нам кофе с пирожными, от которых мы решили не отказываться. Отец сказал, что ждать иногда приходится долго, даже если пришёл по срочному делу. Но в этот раз мы успели сделать лишь по два глотка, так и не отведав сладкое угощение, оставив всё на журнальном столике. Нас позвали пройти на беседу.
Кабинет князя Степана Митрофановича Обухова был достаточно просторным и полностью соответствовал социальному статусу и значимости его фигуры. Ну и богатству, соответственно. Золочёная лепнина, деревянные панели с филигранной резьбой, огромные картины кисти знаменитых художников прошлых веков в массивных золочёных рамах, всё просто кричало о богатстве и успешности. Князь сидел за огромным резным дубовым столом и перебирал груды бумаг. Вполне ожидаемо, чем выше находишься в социальной пирамиде, тем больше бюрократии встаёт на твоём пути.
— Добрый день, господа Склифосовские, — сочным баритоном провозгласил он, разбив на осколки повисшую было тишину. — присаживайтесь.
Он указал на стулья, придвинутые к столу для совещаний, примыкавшему к его собственному.
— Добрый день, Ваше Сиятельство, — сказал отец, приветствуя князя, не принадлежащего по крови к царским династиям соответственно статусу.
Мы отодвинули два стула друг напротив друга поближе к Обухову и скромно присели на самый краешек, держа осанку. Всё по этикету.
— Да что вы зажались, как деревянные истуканы в тисках у краснодеревщика? — хохотнул князь. — Расслабьтесь, вы не на допрос пришли.
Легко сказать, расслабьтесь. Я конечно попытался изобразить из себя человека, пришедшего домой, но без перегибов, а отец так и сидел, словно швабру проглотил.
— Ты мне вот что скажи, Пётр Емельянович, — начал князь, отодвинув в стороны бухгалтерские отчёты и взяв чистый лист бумаги, словно что-то собирался запивать. — То, что я прочитал, написанное твоей достопочтенной супругой, у меня, если честно, в голове не укладывается. Князь Баженов Егор Маркович принадлежит роду царских кровей, это раз. Во-вторых, он один из самых богатых людей не только в Санкт-Петербурге, но и в Российской империи. Вот зачем ему мутить такую странную схему, имеющую для него сомнительный
— Степан Митрофанович, — обратился, прокашлявшись, отец, когда Обухов сделал паузу и уставился на него в ожидании ответа. — Вы знаете меня много лет, я служил верой и правдой лекарскому делу, продолжая и приумножая семейные традиции. Никто и никогда не мог обвинить меня в несправедливости и лжесвидетельстве. Вот и сейчас, перед тем, как составлять текст обращения в органы власти для содействия в этом сложном и запутанном деле, я сначала сам всё несколько раз перепроверил и опросил десятки коллег, которые готовы всё это подтвердить ответить за свои слова перед судом. Зачем Его Высочеству князю Баженову понадобилось заниматься такой ерундой, не имею ни малейшего понятия. Сам с удовольствием послушал бы объяснения происходящему из уст самого князя, но сильно сомневаюсь, что он захочет обсуждать со мной эту тему.
— Угу, значит вот как, — пробубнил нахмурившийся Обухов, убрал в строну лист бумаги и придвинул к себе толстую красную папку, в которой оказалась стопка бумаг с нашей семейной печатью в гербовой части первого документа. По цвету папки и месту, где она располагалась на огромном столе и дураку было бы понятно, какой уровень важности князь приписал этому ходатайству. Похоже разговор будет долгим.
Глава 6
Разбор бумаг с обсуждением каждого пункта и каждой конкретной клиники продолжалось больше часа. Судя по докладам секретаря, под дверью скопилась уже толпа желающих попасть на аудиенцию к Степану Митрофановичу, но наше дело он справедливо счёл гораздо более важным, поэтому другие подождут.
Дошёл вопрос и конкретно до моего случая, Обухов слушал мой рассказ, состоящий из достоверных фактов и частично из догадок на них построенных, с угрюмым выражением лица. Кажется, новые всплывшие подробности того, как я потерял дар и оказался на том самом заседании коллегии лекарей Санкт-Петербурга, больше расстроили и разозлили его, чем успокоили.
— А почему сразу было не рассказать всё это во время заседания? — зло бросил князь, когда я закончил.
— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, но, как я упоминал раньше, после травмы у меня была амнезия, с которой я борюсь до сих пор, но восстановить воспоминания полностью, к сожалению, уже невозможно. Так что с того момента жизнь для меня буквально началась сначала. На день заседания не было столь полной картины произошедшего и, соответственно не было уверенности в том, что именно послужило причиной амнезии, так как черепно-мозговая травма тоже имела место.
— Понятно, — сказал он, но угрюмое выражение так и не поменялось. — Эти амулеты хранятся у тебя?
— Серебряный да, у меня дома, — кивнул я, продолжая смотреть ему в глаза. Так у человека будет больше к тебе доверия, чем, когда во время беседы ты разглядываешь картины и лепнину на стенах. — А золотой в тайнике в надёжном месте. Мы сможем его предоставить по первому же требованию.
— Понял, пусть лежит пока, — ответил князь, туча с лица начала потихоньку уходить. — Сам-то ты как? Дар начинает возвращаться? Или совсем пропал?