Неправильный солдат Забабашкин
Шрифт:
Очевидно, фашисты не успели сообразить, что именно происходит с их самолётами, а потому продолжили кружить, выходя на траекторию атаки.
Их упёртость и орднунг не могли не радовать. Немецкие пилоты, даже увидев, что их камрады были подбиты, не изменили тактику и продолжили атаковать согласно ранее разработанному плану. Впрочем, вполне возможно, что они просто не успели сориентироваться в сложной боевой обстановке, ведь оба их самолёта были сбиты в течение пятнадцати секунд.
Что же касается меня, то я, убедившись, что методика поражения пилотов при
Немецкие лётчики, как их камрады ранее, не успевали понять причину своей смерти, а просто получали в макушку положенную долю свинца и врезались в землю, сопровождая таран чернозёма оглушительной детонацией бомб и боекомплекта.
Мне, правда, было уже не до раздавшихся взрывов. В небе оставалось ещё четыре «лаптёжника», а так необходимых для раздачи немцам путёвок в царство Аида бронебойных патронов просто не осталось.
«Что ж, придётся пробовать пробить „фонарь“ обычной пулей», — решил я.
Быстро перезарядил винтовку и, подняв глаза, к своему глубочайшему сожалению не увидел никакой подходящий цели, которая подошла бы мне под уже опробованный метод уничтожения. Было очевидно, что немцы, наконец, поняли, что с тактикой захода на цель в пике что-то не то, а потому все оставшиеся невредимыми самолёты уже летели параллельно земле, иногда постреливая из пулемётов, и сбрасывая бомбы куда попало.
«И куда же мне им надо стрелять, если они не собираются пикировать?» — ненадолго задумался я.
А затем решил проверить, сможет ли боковая часть кабины выдержать пулю.
Прицелился и, разглядев пилота, который, не понимая, что ему делать, крутил головой, выстрелил в боковую проекцию «фонаря». С такого расстояния, а было до цели более пятисот метров, пуля не сумела пробить стекло и поразить лётчика. Она ударилась о поверхность и, вероятно, из-за обтекаемого контура кабины, срикошетила вверх.
Выстрелил ещё раз. Всё произошло точно так же — пуля ушла в рикошет, броня откупилась бестолковой искрой. Даже не попал в фонарь, всё-таки баллистика у обычной пули далеко не та, что у бронебойной.
— Ёлки-палки! — выругался я, получив в руки от Воронцова новую винтовку. — Значит, будем пробовать работать по методичке.
Ближайший самолёт, который следовал за предыдущей моей целью, для моего следующего эксперимента подходил как нельзя кстати.
Судорожно копался в памяти. В прочтённой мной брошюре, насколько я помнил, вроде бы утверждалось, что поражение самолёта может быть в мотор, маслорадиатор, маслобак, расширительные баки, гидрорадиаторы, бензобаки. Я не особо разбирался в конструкциях самолётов, а потому, где конкретно находятся эти самые расширительные баки и тому подобные штуковины, я, разумеется, не знал и мог только предполагать. А раз так, то мне предстояло стрелять по наитию.
Исходя из названий, становилось очевидным, что основная часть этих деталей, агрегатов и механизмов, должны располагаться возле двигателя.
Рассуждал я так: «Двигателю
Поправил очки и сфокусировал зрение на передней части самолёта. Это принесло свои плоды. Я почти сразу увидел искомое, не защищённое железом, открытое место, в котором были видны какие-то шланги.
Прикинул скорость самолёта, взял упреждение и выстрелил.
Первая же пуля попала точно туда, куда я и целился. Она влетела между боковой защитой мотора и корпусом самолёта и пробила два каких-то шланга. Из них сразу же потекла жидкость тёмно-коричневого цвета, обильно заливая мотор.
Самолёт надсадно кашлянул и задымил. Следующие две пули вошли рядом, порвав ещё один шланг. За самолётом появился дымный хвост, и вражеская железяка устремилась к земле.
Смотреть на её падение я не стал. К этому времени я уже выцеливал следующего за ним — шестого претендента на отбытие с нашей прекрасной планеты в дебри боли и отчаяния.
Шестой вспыхнул даже быстрее, чем пятый. Хватило двух, а не трёх пуль, чтобы тяжёлая машина потеряла управление.
Заметив, что лётчик открыл кабину и пытается вылезти из неё, чтобы выпрыгнуть и спуститься на парашюте, естественно, не дал ему этого сделать, выстрелив в глаз.
«Пленных не брать!» — в очередной раз сказал я сам себе и посмотрел на два оставшихся «Юнкерса».
Я отчётливо понимал, что оставшиеся в живых пилоты, видя, что их атака захлебнулась, уже давно забили на всякий орднунг. Их восьмёрка уже потеряла шесть машин, а потому я чувствовал, что вот-вот оставшиеся в живых пилоты примут решение выйти из боя и вернуться на аэродром.
Разумеется, этого я допускать не хотел. Но и стрелять по этим двум самолётам со своей позиции я не мог. Расстояние для поражения целей было свыше километра, а, значит, слишком большим. У меня были вполне закономерные сомнения в том, что даже бронебойная пуля сможет поразить с такого расстояния бронированную цель. Впрочем, проверить я этого не мог, ввиду отсутствия тех самых пуль. Однако обычными пулями я попробовать мог.
Выстрел. Ещё один. И ещё.
Я оказался прав. Силы пули не хватало, чтобы пробить корпус, а в атакующее пике, где у меня было бы больше шансов, немецкие лётчики входить не собирались.
Видя это, понял, что другого варианта, чем только сократить дистанцию с противником, у меня нет.
— За мной! — скомандовал я Воронцову и, схватив очередное заряженное оружие, выпрыгнул из окопа и помчался на встречу с врагом.
— Стой! Куда?! Назад! — закричал мне в спину лейтенант, но, вероятно, всё же последовал за своим первым номером, потому что его крики не удалялись, а так и следовали за мной где-то за спиной. — Забабашкин! Стоять! А ну назад! Убьют же, дурак!
Бежал я где-то полминуты, а затем, словно почувствовав, что расстояние для поражения самолёта уже вполне достаточное, остановился, опустился на колено, прицелился и выстрелил.