Непредвиденный маршрут
Шрифт:
Почти ворона цветом, да и телом.
Весна ещё не пробует свой шаг,
Морозы убираться не спешат,
И потому морозят что попало:
И грязь, и снег замызганный лежалый,
Как будто сохраняют на века.
Так горе-скульптора бездарная рука
Уродует пейзажность городскую.
Ремесленник в немилость впасть рискуя,
Свои поделки, словно злой мороз,
Увековечить пробует всерьёз.
А город ждёт, что мартовскими днями
Стекут поделки вешними ручьями.
Памятник
Мне показалось, вот он приподнимется,
Скамью оставит, по дорожке двинется,
Меня заметит и кивнёт обыденно,
Случайно перепутав с кем-то, видимо…
Остановлюсь, задумаюсь в почтении –
Потянет на повторное прочтение.
И вспомнятся скульптурные пародии:
На Блока претендующая, вроде бы,
На Бродского другая, на Шаляпина…
Во мне от них – душевная царапина.
Чайки. Диптих
1.
Ночь обычно хороша тишиной…
А сегодня тишина не со мной.
Разрываюсь между явью и сном:
То ли хохот, то ли крик за окном.
Непонятный истерический визг
Дикой стаей устремляется вниз.
То ли ринулись грифоны с моста
И небесная галдит высота?
То ли это городские коты
От любовной извелись маеты?
Нет, конечно! Это чайки кричат.
Днём негромко, но зато по ночам
Впечатление, что стал им гнездом
В поднебесной высоте каждый дом.
2.
Мой любимый аттракцион –
кормление чаек булкой.
Нет, не ладожские чайки
Надо мной сейчас кружат.
Это чайки-попрошайки,
Черномасочный отряд.
Эти выросли на водах
Гордой пафосной Невы,
Да, не царская порода
От хвоста до головы:
В них – охотничья сноровка,
Жадность, лёгкость и азарт.
Как стремительно и ловко
Ловят свой внезапный фарт.
Надо мной парят резонно:
Корм готовы есть из рук!..
Издают не крики – стоны –
Попрошайничанья звук.
***
Муравьиные тропы метро.
Переходы, подъёмы и спуски.
Городское земное нутро –
Мир тоннельный, таинственный, узкий.
Сколько там разбежалось путей!
Сколько встреч на дистанции длинной,
По которой летят в темноте
Голубых поездов
Людной станции яркий сюжет
Промелькнёт или примет в объятья,
Но у всех – успеваю понять я –
Цель едина – на солнечный свет.
***
…На Петроградку пришла зима…
Из Интернета
С Васьки доеду легко до Гостинки
В садике Катькином передохну.
Там, за фасадом Александринки
Улицы Росси отмерю длину.
Мимо Вагановки и до Апрашки –
Шаг мой широк и походка легка –
После, себе не давая поблажки,
Я по Садовой, дойду до «Кулька».
Дальше – на Троицкий и – к Петроградке.
В жизни моей всё как будто бегом:
И Петербург – впопыхах и украдкой –
Сленгом записан почти целиком.
Кажется, стёрлась названий основа.
Да, панибратство, конечно, не ново:
Лиговка, Таврик, Стамеска, Финбан…
Город не город – дружбан.
***
Экскаватором рушат прошлое…
Насаждают стеклянное, пошлое.
Вне гармонии, вне истории –
Чужеродные территории.
На спектакль современный похожие,
Где вся классика переложена,
Переставлена с ног на голову.
Мысли побоку, тело голое –
Эпатируют. Кто-то сценами,
Кто – домами, вернее – стенами.
Заблудилось моё восприятие –
Что важнее? Какие понятия?
Эпатаж, что взрывает сознание,
Или классика созидания?
Летнее кладбище
Непринуждённо, светло и легко
В городе мёртвых поют соловьи,
В пластик печальных могильных венков
Длинные трели вплетая свои.
Знойного лета пылающий шар
Сушит живое, как будто в аду.
Пышных кустов зеленеет муар –
В райской прохладе я тихо иду.
Солнечный луч меж столетних ветвей
Мне подмигнёт и исчезнет опять.
Как херувим, мне поёт соловей…
Летом сюда прихожу воскресать.
Март
Не могут город обойти
Весны с зимою споры.
Опять сугробы на пути,
Как снежные заборы.
Молчит ватага воробьёв
На побелевших ветках.
Бормочет дворник: «Ё-моё…»
И думает о предках.
Опять грозит сорваться с крыш
Пушистая лепнина…
В морозный март, как будто спишь,
Жива наполовину.