Неприкасаемый чин

Казанцев Кирилл

— Эй, сержант, кажется, мы его потеряли, — донеслось до слуха Павла. — Не топочи так, постой, послушаем.

Фонари погасли. Наступила тишина. Лишь слева изредка доносилось собачье повизгивание.

— Собака чует. Вот и визжит.

— Хрен она что чует. Может, зайца унюхала?

Вновь зажглись фонари.

— Тихо. Нет его здесь. Еще немного пройдем. А там ну его, на хрен, — сержант полез в кобуру, вытащил пистолет и передернул затвор. — Так-то оно спокойнее.

Один фонарь двинулся в глубь леса. А вот

второй внезапно переместился на прогнивший поваленный ствол дерева, задержался на нем.

— Эй, Колька, слышь, тут грибы растут. Этого придурка не словили, хоть что-то будет.

Сержант перегнулся через ствол, и свет фонаря упал прямо на Бабарыкина. Полицейский от неожиданности замер и потерял дар речи, даже забыв, что у него в руке пистолет. Павел приложил палец к губам. Ему не хотелось никому причинять вред. В конце концов сержант мог быть уверен, что ловит настоящего преступника, и просто честно нес свою службу.

— Чего застрял? Много грибов, что ли? — послышался голос другого полицейского.

Сержант вздрогнул. Ствол пистолета пошел в сторону Бабарыкина. Павел не стал ждать. Схватил «грибника» за руку, резко потянул на себя. Грузный сержант перелетел через ствол поваленного дерева и плюхнулся на мох. Фонарь отлетел в сторону, высветив вершину сосны. Бабарыкин не забывал об оружии. Но завладеть им не успел. Пришлось ударить ребром ладони по запястью. Пистолет, тускло сверкнув, полетел в темноту и беззвучно исчез. Но самому Павлу исчезнуть не удалось. Полицейский схватил его за ногу, и он упал.

Сцепившись, Бабарыкин и сержант покатились.

— Да я тебя… — хрипел правоохранитель, пытаясь дотянуться до горла противника.

Павел на секунду освободил правую руку и врезал ему в челюсть. Тот сразу же замолчал.

— Руки подними, — раздалось сзади.

Бабарыкин коротко обернулся. Свет фонаря ударил ему в лицо.

— Сейчас, не спеши, — примирительно произнес Павел, прикидывая свои шансы — для надежности он врезал коленом в пах сержанту и тут же спрыгнул с него, откатился.

Громыхнул выстрел. Стрелявший, естественно, промазал. Он даже не сумел отыскать беглеца с помощью фонарика. Павел сидел, спрятавшись за стволом дерева.

— Скотина, по яйцам, — завывал сержант, ползая на четвереньках.

— А ну выходи, стрелять буду! Я тебя на прицеле держу! — истерически кричал полицейский, водя стволом пистолета из стороны в сторону.

— И я тебя держу на прицеле, — блефовал Бабарыкин, — а потому тихо расходимся — каждый своей дорогой.

Полицейский колебался. Если бы не выстрел, возможно, совет Павла подействовал бы. Но собака наверняка услышала звук и сейчас, грозно лая, приближалась.

— Расходимся, — еще раз произнес Бабарыкин, медленно отступая в темноту. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

Отдалившись шагов на десять, он развернулся и побежал. Луч фонаря

прыгал по кустам, по деревьям, но уже не мог достать беглеца. Высвечивал лишь потревоженные ветви.

Огромный ротвейлер легко и беззвучно перепрыгнул через ползающего на четвереньках сержанта, скользнул упущенный кинологом длинный поводок. Пес размашистыми прыжками нагнал Павла, ударил его в плечи широкими лапами, повалил. Бабарыкин чувствовал хриплое дыхание животного над самым своим затылком и понимал, что стоит повернуться, дернуться — клыки тут же вонзятся ему в шею.

— Руки, руки покажи, — раздалось совсем рядом.

Свет трех фонарей ударил в Павла. Он приподнял голову и вытянул перед собой руки, показал ладони.

— Хороший песик, хороший, — донеслось умилительно от кинолога.

Бабарыкину заломали руки, сковали их наручниками за спиной. Полусогнутый сержант подошел к нему и заглянул в глаза.

— А ну-ка, как я тебе сейчас врежу между ног.

— Имеешь право, — спокойно отозвался Павел. — Вот только табельное свое найди. Оно где-то во мху валяется.

— Оставь его, сержант. Бить нам его не приказывали.

— Пошел, — один из полицейских ткнул Бабарыкина в спину — тот не удержался на ногах, рухнул лицом в мох.

Сержант только сейчас сообразил, что потерял оружие. Забыв о боли в паху, схватив фонарь, он принялся метаться, светя себе под ноги.

— Сам поднимайся, мы теперь никуда не спешим.

«Что с Наташей?» — напряженно думал Павел.

Конечно, ему хотелось думать, что дочке удалось уйти и ее не будут искать. В конце концов у Бахрушина были счеты именно к нему, а не к дочери.

Полицейские с кривыми ухмылками следили за тем, как Бабарыкин со скованными за спиной руками тяжело поднимается на ноги. Вскоре к ним присоединился и сержант. Он довольно улыбался, протирая мокрый от росы пистолет рукавом.

Ротвейлер смирно сидел, поглядывая на захваченного беглеца. Никаких эмоций в глазах собаки не было. Внезапно пес повернул голову, прислушался, открыл пасть и прыгнул в темноту.

— Чего это он? — только и успел спросить сержант.

Из зарослей раздался отчаянный женский крик. Полицейские, бросив пленника на попечение сержанта, благо теперь он был вооружен, побежали вслед за собакой.

— Пустите, пустите.

Из темноты вывели Наташу. Пес мирно шел рядом. Он сделал свою работу и больше от него ничего не требовалось.

— Я же тебе сказал — беги, — с досадой напомнил отец.

— Я услышала выстрел и…

— Будет у вас еще время наговориться, — оборвал девушку сержант.

Задержанных вывели на дорогу. Автобус уже выехал из кювета. Водитель, негромко матерясь, вытаскивал остатки выбитого стекла.

— Ну что ж, доведется с ветерком прокатиться, — невесело пошутил Павел, когда его и Наташу заталкивали в автобус.