Неприкрытая жестокость
Шрифт:
— Вот он, сэр. Я сюда вношу все данные.
— Отлично, — сказал он, просматривая написанное, но с удивлением спросил: — А почему текст разноцветный?
— О! — смущенно воскликнула Хелен. — Это для моего собственного удобства, капитан. Простое изложение фактов — в черном цвете, места преступления описаны синим, важные факты выделены красным цветом, данные, связанные с окружающей обстановкой, или химические составляющие — зеленым, а мои собственные теории и гипотезы я пишу бордовым.
Он взглянул на нее с невозмутимым выражением лица:
— Оригинально,
— Хорошо, сэр.
«Ему любопытно, что в пакете!» Девушка была в ярости. Кто же из ее друзей решил пошутить? Вошел молодой полицейский, держа в руке совсем небольшую коробочку в оберточной бумаге. Он явно замешкался, не зная, кому отдать посылку — адресату или ее начальнику. Капитан кивнул на Хелен, и полицейский отдал сверток ей.
— Ради Бога, Хелен, сядь! — сказал Кармайн. — Я не собираюсь отчитывать тебя за открывание посылки. Садись, садись!
Девушка опустилась на стул, забыв, что на нем лежит ее сумка. Наконец, нормально устроившись, она украдкой взглянула на капитана, продолжающего изучать ее записи. Пожалуй, можно посмотреть, что прислал ей неизвестный шутник. Однако как тщательно упаковано! Оберточная бумага не склеена липкой лентой, а крепко обвязана бечевкой. Под бумагой оказался жестяной коробок, предназначенный для особых спичек, наподобие тех, которые зажигают ковбои, чиркнув по подметке своего сапога. Кто? Она попыталась открыть коробочку, понимая теперь изложенную в первый рабочий день точку зрения Кармайна о том, что длинные ногти недопустимы для женщины-полицейского, если только они не принадлежат Делии. И только потому, что ногти Делии, строго пояснил он тогда, переплюнут любой гвоздодер.
Раздался судорожный вздох, и Кармайн поднял глаза.
Девушка невидяще смотрела на него, ее лицо было белым, в правой руке она держала лист бумаги, в левой — коробок.
Кармайн обошел стол и поспешил взять коробок, пока тот не упал на пол. Крышка была открыта, и капитан в изумлении уставился на лежащий внутри палец руки.
— Что это?! — рявкнул он.
Хелен молча протянула ему лист бумаги.
КУРТ ФОН ФАЛЕНДОРФ У НАС. ПЕРЕД ТОБОЙ — МИЗИНЕЦ ЕГО ЛЕВОЙ РУКИ. СКАЖИ ЕГО СЕМЬЕ, ЧТО ОНИ ДОЛЖНЫ ПЕРЕВЕСТИ ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ АМЕРИКАНСКИХ ДОЛЛАРОВ НА УКАЗАННЫЙ СЧЕТ В УКАЗАННОМ ШВЕЙЦАРСКОМ БАНКЕ. СУММА ДОЛЖНА ПОСТУПИТЬ ДО ДВЕНАДЦАТИ ЧАСОВ ДНЯ ПО ГРИНВИЧУ В ПЯТНИЦУ, 25 ОКТЯБРЯ. ЕСЛИ ДЕНЕГ НЕ БУДЕТ, КУРТ УМРЕТ.
Кармайн осторожно положил коробочку на свой стол.
— У тебя есть особые причины верить, что это палец Курта?
— Я не знаю, — прошептала она.
Кармайн снял телефонную трубку и набрал номер Пола Бэчмена.
— Пол, сию же секунду зайди в мой кабинет с оборудованием, необходимым для снятия отпечатков.
Внимательно посмотрев на Хелен, капитан понял, что его стажер не собирается терять сознание — на лицо девушки вернулся нормальный цвет, а глаза приобрели осмысленное выражение.
— У Курта есть грин-карта? —
— Да.
— Тогда его отпечатки должны быть в Управлении по иммиграции и натурализации в Вашингтоне. Значит, мы сможем очень быстро определить, его это палец или нет. Думаю, сначала выясним и только потом будем всех оповещать, от семьи Курта до ФБР.
— Сэр, разве это не странно? Записку передали полицейскому! И в ней не сказано, что не надо обращаться в ФБР! Им все равно?
— Похоже, так. Согласен, Хелен. Очень странные похитители.
Делия и Ник вошли в кабинет и замерли, обратившись в слух; до прихода Пола Кармайн успел в нескольких словах обрисовать им ситуацию.
Пока Пол снимал отпечатки, Кармайн обратился к Нику:
— Отправь по факсу отпечаток, имя и номер социального страхового свидетельства прямо на его личный номер в Управление по иммиграции и натурализации. Ник, сделай это, пожалуйста.
— Ты уже позавтракала, Хелен? — спросила Делия.
— Нет, только кофе выпила. Я обычно дожидаюсь утреннего перерыва, чтобы перекусить датским пирогом.
— Пока не придет заключение об идентичности отпечатков, нам всем здесь делать нечего, — быстро заговорила Делия. — У Пола есть записка, у нас — ее ксерокопия, поэтому предлагаю отправиться в «Мальволио», чтобы обсудить дальнейшие шаги. Что скажешь, Кармайн?
— Хорошая идея, — ответил он.
В закусочной оказалось довольно людно, но им удалось занять большую нишу в глубине зала, где было достаточно уединенно. Кармайн, первым изучив записку, вынес свое заключение:
— Напечатана на электрической машинке. Оставленные отпечатки принадлежат мне и тебе, Хелен. По оберточной бумаге вообще сказать нечего. Делия?
— Напечатано на «Оливетти», — уверенно начала она. — Язык изложения принадлежит образованному человеку — краткий и с некоторой претензией на стиль. Дата проставлена на европейский манер — сначала день, потом месяц. А сколько американцев знакомы со временем по Гринвичу? Время в Западной Германии, если я правильно помню, опережает Гринвич на один час; однако из-за разных сроков перехода на летнее и зимнее время может возникнуть путаница. Автор весьма специфичен — у нас есть левый мизинец Курта. Похитители, говоря о себе, используют множественное число, но это — обычная ситуация. Похитители-одиночки в большинстве случаев оказываются женщинами, которые выхватывают из колясок младенцев, оставленных без присмотра в супермаркете.
— Я только хотел бы знать, — спросил Кармайн, прожевав кусок датского яблочного пирога, — почему записка с требованием выкупа пришла к тебе, Хелен. Из нее понятно, что семью Курта не оповестили, ты должна им сказать. Вы с Куртом в таких романтических отношениях, что его семья знает об этом? Не останавливайся, доешь пирог. Силы тебе понадобятся.
— Я не знаю, что Курт сообщил обо мне своей семье в Мюнхен, — начала объяснять Хелен. — Но в Холломене мы — парочка, правда, не сильно романтическая. Мы не любовники, и большинство коллег Курта знают об этом. Ему — тридцать четыре, и он ищет жену, а не любовницу.