Неприличные истории
Шрифт:
Чаще всего количество отпущенных обществом индивидууму атрибутов признания и восхищения, а так же материальных благ, зависит от вещей, не имеющих к его работе почти никакого отношения. Да вы и сами это прекрасно знаете... Множество знаменитостей - не более, чем ловкие торговцы, а то и откровенные проходимцы и жулики.
Есть мнение, что время - лучший судья, и оно все расставит на свои места, воздаст каждому по достоинству, залечит раны, обеспечит, и даже гарантирует торжество справедливости. Но я позволю себе усомниться в этом, и думаю, что я не одинок. Уверенно можно сказать лишь то, что рано или поздно время вгонит
Вот ведь Гоген отказался помогать выставке Ван Гога, посмертной. А почему да потому, что на носу была своя. И сказал этим всем постоянным членам комиссии по организации похорон всего и вся - идите на хер, деньги ваши ему уже не достанутся, а на ваше уважение он при вашей жизни положил с прибором, потому что понял, что при жизни от вас его хер дожешься, да и цена ему пять копеек пучок! Ох, простите, я несколько возбужден...
Так вот я про что. Надо бы нам в нашем клубе об искусстве поговорить, а то мы все про какой-то секс, да про негров... Перед читателями наших протоколов просто неудобно.
Председатель замолкает, и слова просит художник Владимир Георгиевич Петухов-Аксиненко. Получив разрешение председателя, он начинает повествование и звучит,таким образом
РАССКАЗ ХУДОЖНИКА О ТОМ, ЧТО КАК ТАМ НА ЭТО НИ СМОТРИ И КАКИХ ТЕОРИЙ ПОД ЭТО НЕ ПОДПИХИВАЙ, НО НИКУДА НЕ ДЕНЕШЬСЯ, И ТВОРЧЕСТВО - ЭТО БОРЬБА.
Вы бы знали все, какая у меня на Фонтанке мастерская... Да что я говорю вы же все знаете. Сейчас, когда мне осталось дожидаться всего шесть часов до самолета и отправиться на учебу во Францию, мастерская будет сдана тому, кто докажет предварительно чистоту своих помыслов. Я вынужден буду тестировать всех претендентов, потому что меня всего месяц назад кинули, как последнего маляра, и даже сладостное чувство мести и наказания неблагодарного подлеца не могут залечить мои душевные раны.
Все началось с журналистки и с искусствоведки. Эти порождения дьявола были порождены дьяволом с кокретной целью - сбивать с пути истинного несчастных и наивных художников и всячески мешать им работать, под шумок проталкивая блатных.
Но эти две были вроде ничего. О журналистке после. Сначала про эту, искусственницу. Эта самая Адель писала в газеты и журналы, а кроме того, числилась при Очень Большом Музее искусствоведкой. С ней меня познакомил пьяный Володя Яшке, причем познакомил коварно - он меня привел к себе в мастерскую, познакомил, выпил еще стакан - и уснул, а она как давай меня хватать за шею, и такое развела паскудствоведение - что и водить стало нечего. А я -то поработать думал - мы же всего и выпили до того полторы бутылки.
А утром я проснулся, Яшке нету, убежал поди, от стыда, а она сидит тут, в моей рубашке, и протягивает мне бутылку пива, искусительница, змея...
И я выпил это ее изворотное зелье, и стала она меня "протежировать", то есть водить на всякие встречи, устраивать мне знакомство, включая знакомство с ейным мужем, но тут я ее в чем-то понял и оправдал, муж у нее такой толстый, что половина ее талантов остается нереализованной, ну, это, вы поняли, не в сфере искусствоведения. Он на меня посмотрел, у него во взгляде так и читалось, " мне бы годков
Протежирует она меня - я уж похудел, кисть в руке дрожит, о карандаше и не говорю, тот просто пляшет. Раньше оно поутру все дрожало и плясало, пивка попил - и все проходит, а тут - сплошные мышечные боли и нервная истощенность.
Договорилась она с одной галереей - выставку мою там провернуть. Вставили меня в план, я под этим делом себе выбил пятидневные каникулы с правом отказа от секса под предлогом работы, и стал кое что подправлять, заканчивать, дотягивать... И тут она, озабоченная моим имиджем, прибегает меня причесывать, одевтаь в рубашки и костюмы, иговорит, что сегодня, мол, журналистка придет, надо перед ней выглядеть соответственно, что она мол, имеет вес, и при ее хорошей оценке и появлении статьи вполне реально получить стипендию для поездки во Францию.
И вот приперлась эта журналистка, по имени Люба, попросила рюмку коньяку, я глазами хлопаю, а Аделька хвать сумку - и в магазин, а та, как будто того и ждала - шасть ко мне и этаким низким голосом говорит - "Я помню вашу серию обнаженной натуры, потом вы продолжили эту тенденцию в серии посвященной дикой природе и любви, а теперь сделали паузу, все больше работаете в области натюрморта, а почемюю?"
И стало мне от ее похотливого взгляда жутко и тоскливо... И я стал говорить в ее диктофон:
– Видите ли, тема любви и природы требует предельной искренности, даже некоторой наивности от художника, а я, уехав из деревни, где специально провел год, чтобы оторваться от городской суеты - снова погряз в жизни мегаполиса со всем его грохотом, темпом, со всем цинизмом и поспешностью и теперь понимаю, что серию " Дикая любовь" смогу продолжить только в будущем, - а она этак лукаво на меня смотрит и говорит:
– Правильно ли я вас поняла ? Значит рисуя любовь, художник сам должен быть влюблен, рисуя обнаженную натуру - сам обнажен...
– и подло снимает платье через голову.
– Да отстаньте вы от меня с вашей еблей!!!
– завопил я, но было поздно...
А потом, в самый разгар, входит Адель, истерически кричит и ломает руки (мне), и требует, чтобы я тут же доказал, что люблю ее больше чем эту лахудру, и они набрасываются на меня вдвоем, но вместо секса начинают просто бить, и оторвавшись на мне как на боксерской груше отваливаются к стенам и усталая Адель говорит этой борзописке - " Ну ведь правда, он прелесть! Что я тебе говорила!" - и две стервы сходятся и целуют друг друга в щечку. Я отнял у них коньяк, залпом его выпил и забылся.
Утром, когда я проснулся от треска в голове, я увидел, что две гадюки лежат в обнимочку на моем диване, а я - на полу, без одеяла, без подушки, а на столе - шампанское и еще коньяк, а главное - остатки пюре и котлет, и салат из крабов зараза, а меня хоть бы кто так кормил...
И тут - звонок в дверь. Я поплелся открывать, а там стоит подонок, правда тогда я еще не знал, что это подонок, но теперь могу сказать вам это абсолютно точно. Он был в протертых штанах, с котомкой, с целой огромной сумкой работ, и с каким-то маленьким, педерастическим этюдничком. Он отрекомендовался Евгением, а по фамилии - это ж придумать - Ягненковым. Мол приехал, жить негде, ваш адрес дали. Ну, не выгонишь же - как никак, художник.