Неприступная красавица

Фарр Диана

— У нас с тобой нет будущего. Они никогда не позволят мне выйти за тебя замуж.

— То есть ты хочешь сказать, что не хочешь выходить за меня?

— Я говорю тебе, что не могу. Мои родители никогда не согласятся на наш брак. Ты, наверно, скажешь, что мы должны ослушаться их, открыто им не повиноваться…

— Можешь не сомневаться, я именно так и скажу.

— ..но я не могу. С моей стороны это будет неблагодарностью.

— Что за ерунду ты говоришь? — Он взял ее за плечи и немного отстранил от себя, чтобы лучше видеть

ее лицо. — Я знаю, что ты чувствуешь то же, что и я. — Он смотрел не отрываясь прямо ей в глаза. — Я это знаю, — тихо повторил он.

— Возможно. Но какое это имеет значение? — горестно ответила она.

— Это единственное, что имеет значение, поверь мне. Но если ты думаешь по-другому, — сухо добавил он, — я сомневаюсь, что ты сможешь объяснить это за пятнадцать минут.

— Я попытаюсь. Дерек, умоляю тебя, выслушай меня. И постарайся не спорить со мной, иначе я собьюсь.

— Хорошо. Говори.

— Боюсь, что мне придется признаться в некоторых вещах, касающихся моей семьи, и я надеюсь, что ты никому никогда об этом не расскажешь.

— Даю слово.

— Спасибо.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и, сложив руки на коленях, задумалась. Какие найти слова, чтобы рассказать об этом? Сухая информация? Факты? Все это не подходит. Слишком грубо и резко. Расправив плечи, она медленно начала:

— Мой отец во многих отношениях замечательный человек. Но он слишком увлекается спортом. Особенно скачками. А еще…он…любит выпить. — Она почувствовала, как краска заливает ей лицо, и потупилась. — Как ты понимаешь, эти два качества в одном человеке…

— Да, я понимаю, что это страшное сочетание. — Его голос был полон сочувствия, но ей показалось, что он все же насторожился. Разве она могла винить его за это? Если она собирается с ним распрощаться, ему незачем стараться облегчить ей задачу. — Я слышал, что это достаточно распространенная проблема. И как далеко это все зашло?

— Ты хочешь знать, велики ли потери? Думаю, что очень велики. Конечно, об этом обычно не говорят с детьми, поэтому мне ничего никогда не объясняли. Размеры бедствия мне неведомы. Но у меня сложилось определенное мнение по поводу нашей финансовой ситуации. Она ужасна уже в течение нескольких лет.

— Нет необходимости рассказывать мне все подробности. Я могу сэкономить тебе несколько минут. — Его голос стал вдруг суровым. — Когда ты отвергла меня в Лондоне, я кое-кого порасспросил, чтобы понять, что произошло, и разобраться в причинах, по которым ты это сделала. Я узнал достаточно, чтобы быть уверенным в одном: в страстном желании твоей семьи выставить тебя на аукционе невест, и чем скорее, тем лучше. Как ты наверняка догадываешься, ты ценный товар.

Синтия вздрогнула, и Дерек немного смягчил тон.

— Что для меня менее ясно, любовь моя, так это то, почему ты разрешаешь использовать себя таким образом. Почему ты должна жертвовать собой для того, чтобы они могли пополнить свои

карманы?

Его обращение — он сказал «любовь моя»! — взволновало ее.

«Мне нельзя плакать, — в отчаянии напомнила она себе. — Как бы он меня ни называл».

— Это не так уж трудно понять. — Она попыталась ответить спокойно, но ее выдала дрожь в голосе. — Так устроен мир. Так было всегда. Дочерей выдают замуж, чтобы увеличить состояние своих семей.

Она увидела, как в его темных глазах вспыхнул гнев, и жестом показала, что умоляет его молчать.

— Ты согласился выслушать меня и не спорить.

— Да, — процедил Дерек сквозь зубы. — Продолжай.

— Я легко могу себе представить, что ты обо мне подумал!

На нее вдруг нахлынули воспоминания. Как же больно ей было вспоминать выражение удивления на лице Дерека на том несчастном балу, даже больнее, чем то, с каким гневом и горечью он смотрел на нее, когда они встретились во второй раз. Но она понимала его чувства, ведь ее поведение могло вызвать только презрение. Она, верно, так глубоко ранила его сердце, что он все еще после стольких лет на нее сердится. И это было самым невыносимым, потому что у нее не было намерения причинять ему такую боль.

Она на минуту закрыла глаза, чтобы скрыть боль и ту вину, которую за собой чувствовала.

— Мне очень жаль, — прошептала она. — Прости меня за мою холодность, но я больше виню себя в другом. — Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. — Мне не следовало поощрять тебя.

— Черт возьми! Не извиняйся за это! — У него вырвался какой-то придушенный смешок. — Это мне как раз нравилось больше всего.

Синтия понимала, что он хочет заставить ее улыбнуться.

— Нет, это было ошибкой. Мне следовало бы это понять и не поддаваться искушению.

— Ты говоришь это серьезно?

— Да.

— Что ж. — Он был явно огорошен ее ответом. — Ты с этого начала — я имею в виду, что была не против моих ухаживаний, и мне бы очень хотелось, чтобы так было и дальше. Зачем было, например, намекать мне, что мы встретимся на этом несчастном балу, если все, что ты хотела, — это унизить меня?

— Тебе, наверно, показалось это очень странным.

— Я бы употребил другое слово, но «странно» сойдет.

Синтия опустила глаза и уперлась взглядом в его колено, кстати, очень привлекательное: сильное и хорошей формы.

— Я не собиралась разжигать страсти. Я хотела… Думаю, ты знал, чего я хотела.

— Мне все еще будет приятно услышать это от тебя.

Слабая улыбка осветила ее лицо.

— Я хотела танцевать с тобой.

— И все? Ладно, это не важно. Я не буду искушать судьбу.

Она не смела поднять на него глаза: он сказал это с такой теплотой в голосе, что она побоялась, что расплачется.

— А что заставило тебя изменить решение?

— Мне пришлось. В тот день, когда мы встретились в парке, ты помнишь? Я была с Хендерсонами.