Неприятности в Валентинов день
Шрифт:
— Кейт…
— С днем рождения.
Она протянула коробочку от Тиффани, чувствуя такую любовь, что истерзанное сердце рвалось из груди под хрустальным бюстгальтером. Кейт намеревалась оставаться оптимисткой или умереть, пытаясь ею остаться.
— Спасибо, — Роб поставил дочку на ножки и взял подарок. — Заходи.
Оптимизм — это одно. А посиделки с Робом и его стервозной бывшей, пока искусственные бриллианты терзают интимные места Кейт, — другое.
— Нет. Я не знала, что у тебя есть компания. Я должна была позвонить.
— Это было
Роб посмотрел на нее и нахмурился:
— Ты не должна звонить. Останься на ужин. Я как раз собирался разжечь барбекю.
Новообретенный оптимизм Кейт поинтересовался: если Саттер планировал воссоединение, то пригласил бы он ее на ужин?
— Нет, спасибо. — Но на этом ее оптимизм закончился: ведь быть оптимисткой не означало быть слепой. — Луиза только что сказала мне, что вы снова планируете пожениться.
— Это не правда, — ответил Роб, и Кейт почувствовала, как боль в ее груди отступает. Глубокая морщинка пролегла между бровей Роба, он потрепал дочку по голове. — Иди возьми свою куклу, она на диване. — Когда Амелия ушла, он повернулся к бывшей жене: — Прекрати это.
Луиза подняла на него глаза. Даже ее профиль был идеальным.
— Ты сказал мне, что подумаешь об этом.
— Я подумал, и ответ все еще отрицательный.
— Тебе на самом деле надо получше подумать, действительно ли ты хочешь отказаться от шанса снова быть семьей.
— Луиза, ради бога! — взорвался он. — Почему ты все время давишь на одно и то же место, пока я не выхожу из себя? Я не женюсь на тебе снова. Я ни на ком не женюсь. Никогда. Одного раза было достаточно.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем его слова достигли мозга Кейт. Когда это произошло, она почувствовала прямое попадание и сделала шаг назад. О, Боже. Боль взорвалась и ударила ее. Это случилось снова. Дежавю. Другой парень. Другое соблазнительное нижнее белье. То же самое разбитое сердце.
— Прости, что помешала празднованию твоего дня рождения. — Кейт повернулась в тумане боли и растерянности и ушла, прежде чем смогла сделать что-то по-настоящему нелепое, например, разразиться рыданиями перед этой восхитительной ведьмой Луизой.
Роб поймал Кейт внизу лестницы:
— Кейт, клянусь, я не собираюсь снова сойтись с Луизой. Тебе незачем уходить.
— Нет, есть. — Она продолжала идти. Ей нужно было добраться до машины. Только бы она смогла добраться до машины.
— Я даже не знал, что она и малышка приедут, пока она не позвонила мне из аэропорта Сан-Вэлли этим утром.
— Это не имеет значения, — потянулась к дверной ручке Кейт.
Он положил ладони ей на плечи и развернул к себе лицом:
— Я позвоню тебе завтра.
Глаза Кейт начало жечь, и она почувствовала, что готова сорваться. Она узнавала симптомы. Она развалится на мелкие кусочки, но не сейчас. Она подождет, пока не останется одна.
— Нет. Не звони. Я больше не могу делать это. Думала, что могу, но нет.
Роб нахмурился:
— Не можешь делать что?
— Не могу
Она пропустила несколько ударов сердца, прежде чем он сказал:
— Ты мне небезразлична.
Она сказала, что любит его, а он говорит, что она ему небезразлична. Кейт полагала, что это лучше, чем «спасибо». Она посмотрела на него и сморгнула слезы:
— Я тебе небезразлична?
— Больше, чем любая другая женщина.
Этого было недостаточно. Не в этот раз.
— И как долго? Что будет через год? Через два года? Через пять лет? Сколько из своей жизни я должна отдать тебе? Сколько лжи я должна сказать себе? Сколько времени пройдет, пока ты не решишь, что мы должны ходить на свидания с другими людьми или быть просто друзьями, или пока ты не найдешь кого-нибудь еще?
— Я не знаю! Столько, сколько это будет длиться.
Кейт вдохнула и медленно выдохнула:
— Этого недостаточно.
— А чего же, черт возьми, достаточно?
— Мужчины, который пообещает любить меня вечно.
Роб сжал ее руку.
— Иисусе, ты что, говоришь об обручальном кольце? — Он покачал головой: — Это безумие.
Безумие? Злость смешалась с болью.
— Отпусти меня.
Его глаза сузились, и он убрал руки. Отошел от машины. Рывком открыв дверцу, Кейт забралась внутрь, прежде чем расплакалась прямо перед ним. Она впихнула ключ в замок зажигания и уехала. Бросив последний взгляд в зеркало заднего вида, она успела заметить, что Саттер поднимается по ступеням, прежде чем его образ стал расплываться, и затем снова сосредоточилась на дороге.
В чем же дело? Она велела себе держаться подальше от Роба. Она приехала в Госпел, чтобы попытаться выяснить, что с ней не так, а не влюбиться всем сердцем и душой в мужчину, который никогда не сможет полюбить ее так сильно, как она любит его.
Кейт выехала на шоссе. Нет, в этот раз кое-что было по-другому. По-другому потому, что она больше не была готова довольствоваться меньшим, чем заслуживала. Она любила Роба. Она не могла припомнить, чтобы когда-то так любила другого мужчину, но ее дед был прав. Она стоила всего, что мужчина мог ей дать. Его сердца. Его души. Его обещания любить ее вечно.
Следующим утром Роб отвез Луизу и Амелию в аэропорт. Чтобы отправить их ближайшим рейсом, пришлось выложить кругленькую сумму, но он боялся, что убьет свою бывшую. А он на самом деле не хотел делать этого. Он не хотел провести остаток жизни в тюрьме, чтобы Амелию воспитывали родственники.
Но его злость на Луизу и рядом не стояла с тем, что он чувствовал к Кейт. Какого черта с ней было не так? Почему она испортила всё разговорами о том, что хочет от него большего, хочет брака? Он думал, она была другой, но оказалось, что это не так.