Непрочитанные письма
Шрифт:
— А теперь Виктор Макарцев хочет таким же манером свои проблемы решить.
— Разом их не решишь. Работы много. Но заниматься ею необходимо... Кстати, где он сейчас, Макарцев?
— В Нягани. Начальник ЦИТС.
— Нягань... Это новое месторождение, что ли? Наверное, там сейчас как в Вартовске когда-то... Прилетел, помню, ей-ей, в первый миг растерялся: куда занесло?.. Ну, а Сергеич как? Все такой же?
— Такой же...
— Мерзлота, что ли, влияет? — задумчиво сказал Лёвин. — Мне кажется, что все мы тут, ну, те, кто с самого начала, мало переменились. Только вот вымирать начали потихоньку...
— Нагрузки-то какие. Как в сверхзвуковом истребителе.
— Да-а... Ладно, вернемся к нашему разговору. Затеяли мы свою базу отдыха
— Тут я с тобой абсолютно согласен, Михалыч. Но уж больно притягательна эта идея — метраж получить вроде бы из ничего, из воздуха... И нельзя утверждать, будто ее лишь сверху насаждают, идею-то, только из министерств да ведомств. Иные местные управления, не осиливая плановых объемов, сами рассылают гонцов по всей стране, «в полет» зазывают... Заплатки это, затычки, минутное утешение, самообман... Ты еще вот что объясни мне, Михалыч. Никогда я не слышал, чтобы кто-нибудь утверждал, будто передовой опыт распространять не следует. Наоборот: все «за». С Сиваком Анатолием Васильевичем разговаривал недавно — только и только в этом видит он выход. Книжку твоего соратника, Анатолия Дмитриевича Шакшина, читал — целый раздел этой проблеме посвящен. Шакшин утверждает, что если б только часть средств, расходуемых на летающие бригады, употребить на внедрение передового опыта лучших, давно можно было бы половиной людей выполнить поставленные задачи. Почему же заглохло дело? Всяких школ передового опыта уйма, а где же результат?
— На бумаге есть и школы, есть и результат, — сказал Лёвин. — Причин тут много. Во-первых, из-за проклятой текучки никто этим всерьез в обшем-то не занимается. Для отчета — пожалуйста, а всерьез — нет. И потом... Короче, есть еще один порожек. Мы уже разок споткнулись об него, когда начали смежниками заниматься... Знаешь ли ты, к примеру, как образуется фонд материального поощрения?
— От числа работающих, что ли?
— Ну да. У нас в УБР семьсот работающих, фонд четыреста тысяч. А в другом тысяча человек, и фонд у него шестьсот тысяч. И вот что выходит: мы перевыполняем план каждого квартала и каждый квартал фонд свой тратим, под конец года уже ничего не остается. А они план или завалили, или еле-еле вытянули, фонд придержали — ив конце года пустили его весь на тринадцатую зарплату. Суммарно выходит то на то. Так и получается, что умением брать не выгодно, куда проще — числом.
— Ты из Вартовска кого-нибудь с собой взял, когда назначение получил?
— Не-ет. Они даже условие мне поставили: чтоб ни-ни. А я сказал: «Ну, если сами кого отпустите...» Ладно, говорят, бери Шукюрова. Я взял. Это технолог мой бывший, хороший мужик, но вечно с начальством не в ладах. Не глянулся он начальству. Ну, а я его бурмастером поставил. И в первый же год он всех ихних сделал! За сто пять тысяч ушел...
— А сейчас он как?
— И сейчас нормально. У нас вообще все бригады ровно идут. Планы напряженные, но реальные, обеспеченные, так что скачка нам просто ни к чему.
Как это говорил Сидорейко? «У нас цель не рекорды, а стабильная работа...» Стабильная работа. Стабильная жизнь. Нормальная жизнь.
Лёвин нарисовал еще какую-то замысловатую фигуру, подождал, пока волна, поднятая моторной лодкой, смоет ее, и продолжил:
— Мне кажется, вот еще что нам мешает. Даже не знаю, как это назвать... Излишняя скромность, что ли? Ведь Шукюрова что выдвинуло? Случай. А мог бы он и не представиться. Не знаем мы толком, кто и на что способен, а если чувствуем нечто в себе, признаться стесняемся: нескромно, дескать. Я когда был в Штатах, мы там в школу зашли. Обыкновенную школу, вроде
— Наверняка бы отправили. И не только температуру мерить. Но... Не могу я объяснить тебе, Михалыч, однако есть в этом всем для меня еще и некий этический барьер, что ли... Меня, понимаешь, коробит, когда человек сам себя куда-то выдвигает. Такая ситуация не раз возникала, фильм даже, помню, был, где один храбрый парнишка предложил себя в председатели колхоза и конечно же наладил производство так, как его замшелым предшественникам не снилось. По-современному, твердо, без сантиментов. Но как-то не в традициях это у нас, что ли.„ Ты только пойми меня правильно, Михалыч. Не то чтобы я категорически против твоего гипотетического варианта с помбуром — просто в своей душе лад с таким поступком не нахожу. Хотя знаю — ты вот говоришь, усольцевское выступление на эту тему читал, сам наблюдаю: много еще по-настоящему знающих людей остается в стороне от дела, где они могли бы принести максимум пользы. А тут, видимо, не счастливого случая надо дожидаться, не отдельных вылазок отчаянных храбрецов, а планомерную работу вести, помогая выявлять людям их сильные стороны и не вытравливая при этом «излишней скромности». Не уверен, что она бывает излишней.
— Занимаемся мы этим, много занимаемся. Тут у нас партком серьезно раскручивается. Ежегодные аттестации инженеров проводим — откровенный бывает разговор, острый, принципиальный. Ведь главная беда молодых специалистов — полное неумение работать с людьми. Не учат их этому. Никто и нигде. Иной кандидат в бурмастера убежден, что вся его роль — умение грамотно бурить скважины. Но куда он один денется, без коллектива, который ему воспитывать надо и который его будет воспитывать?.. Что же касается скромности, лишняя она или не лишняя. Я думаю так, Яклич. Когда с людьми дело имеешь, учитывать надо все. Абсолютно! Есть традиции, нет традиций — не в этом дело. Надо просчитывать любые варианты. Даже случайные. Ты же понимаешь, Яклич, что самоуверенных нахалов и самозванцев я не имею в виду. Но есть другие люди. Другие! Понимаешь? Ты читал рассказ Марка Твена «Путешествие капитана Стромфилда в ад»?
— Читал. А что?
— Значит, не читал, раз спрашиваешь. Или помнишь плохо... А я этот рассказ часто вспоминаю. Есть там один эпизод. Собрались полководцы всех времен и народов — Македонский, Цезарь, Наполеон... А главный среди них — какой-то каменщик из-под Бостона. Почему? Да потому, что он мог стать величайшим полководцем, но его и в армию-то никогда не брали, медкомиссия его заворачивала, так как двух пальцев у него на руке не хватало! Но мог бы! — если бы получил возможность. Нет, не знаем мы себя. Очень часто просто не знаем! И столько теряем из-за этого, столько но успеваем сделать — вообразить невозможно...
Закономерным, а не случайным было это почти буквальное совпадение слов Макарцева и слов Лёвина — людей, уже столько сделавших для Севера и для Тюмени, но по-прежнему уверенных в том, что они могут, что они должны мочь еще больше.
— Инерция еще в нас сильна, — вздохнул Лёвин. — Вот сейчас на наше управление поглядывают — в смысле, нельзя ли кого сманить. А мы у себя решили: брать со стороны — это значит проявлять недоверие к своему коллективу. Стали внимательно изучать возможности людей. И что же? Только за год перевели на руководящие должности более тридцати человек, из них добрый десяток специалистов рабочих. Между прочим, все отлично себя проявили на новых местах! Так что видишь, Яклич, мы стараемся и сами «случайностями» управлять.