Шрифт:
НЕПРОЩЕННЫЕ
What I’ve felt, what I’ve known,
Turn the pages, turn the stone –
Behind the door, should I open it for you?..
Or are you unforgiven, too?
James Hetfield
Луч
Чайки вздрогнули и поднялись в небо, унося на выгнутых крыльях запах серой воды.
Девочка сидела, прислонившись спиной к клейкому сосновому стволу, не заботясь о майке. Впереди было лето, такое большое и длинное. Оно начиналось в июле и было священным. Запах
Девочка ждала ветра.
И ветер пришел, неся впереди себя черные грозовые облака. Дунуло резко. Все побросали дела и побежали вооружаться. Девочка выбрала себе маленькую одноместную яхту «Луч». Она никогда не была единоличницей, но сейчас ей хотелось испытать себя наедине с морем, которым для нее была река Волга.
На «Луч» претендовали еще двое парней, но девочка добежала первая. Те покосились на нее и отправились вооружать «470-ку».
В узкий проем между фронтами неожиданно вылезло яркое солнце и заискрилось по воде мелкими жирными пятнами.
***
…За кустами дикой сирени стучали в волейбол. Я вооружала луч. Распутала веревку на шкотовом углу, развернула парус с большими красными буквами Л122. вставила гик в отверстие мачты – обычная работа, которую сможешь проделать без ошибок, даже если разбудят в 3 часа ночи.
– Блин, ну Сашка! Я такого ветра здесь не помню. Аккуратнее там! – сказал отец. Он прохаживался по берегу с голубой банкой пива «Левенбрау», в синем спортивном костюме, из воротника которого торчало горло теплого шерстяного свитера, и «адиках» на босу ногу.
…По воде бегут серые полотна ряби. Река как будто закипает. Волнение становится все сильнее и сильнее. Я сижу на борту, ноги – в ремни, открениваю. Тяну на себя румпель и одновременно держусь за него. Борт напротив уходит вниз, из-под него хлещет вода. Полотно паруса напряжено до предела, издает звук, похожий на далекие крики большой одинокой птицы. Я намерена поймать сегодня самые крутые порывы, которые только могут случиться на этой воде.
На небе виден маленький голубой треугольник, со всех сторон стиснутый набежавшими облаками, цвет которых плавно переходит из светло-серого в темно-синий. Края облаков остро очерчены золотым сиянием полуденного солнца. Яхта – технически совершенное создание. В ее конструкции столько изящества, инженерных чудес и потрясающих устройств, что ни один механизм с нею не сравнится. Получив максимум от научно-технического прогресса, конструкция яхты ни на йоту не стала провокацией природе.
Я сижу на борту, чувствую себя на своем месте, на своей бесконечно белой, крайней левой полосе. Лечу вперед. И меня это не волнует, не восторгает. Я отношусь к этому спокойно. Я лучше всего смотрюсь на фоне всевозможного стоячего и бегучего такелажа, мне идет моя красная парусная куртка, мое лицо – для ветра и солнца, а глаза – для того, чтобы в них без конца отражались вода и небо.
Ветер усиливается. Ходить «в потравочку» – не моя привычка. Я предпочитаю вылезти на самый край борта или вовсе, свесившись за борт целиком, чувствовать, как вода хлещет мне по спине. Иногда я совсем выгибаюсь назад, и на секунду мои волосы оказываются в воде. Потом выпрямляюсь, и теплые струи устремляются за шиворот. Я люблю это ощущение. В сильный ветер вода кажется почти горячей, и лучше вообще не давать спине высохнуть.
Пересекаю участок воды за островом, где ветер чуть-чуть
Сверкнула молния. Медленно начинаю считать: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Гремит гром. Значит, гроза еще далеко. Минут 20 у меня точно есть. За 5 минут еще можно пролететь двумя галсами вперед, а потом минут за 15 «фордаком» вернуться в лагерь.
«Фордак» – он же фордевинд – это курс судна, при котором ветер дует в корму, поэтому парус, натянутый перпендикулярно ветру, наполняется им максимально. Теперь, когда прошло 4 минуты из пяти, я жду удобного момента, чтобы повернуть. Здесь уже совсем другое ожидание, ожидание действия. Я предельно собрана, набираюсь смелости. Мгновение – и начинаю травить шкот, одновременно пересекая линию ветра. Свободный гик делает резкий рывок слева направо, я нагибаюсь, чтобы не снесло башку, потом сразу добираю, чтобы не терять скорости, и снова травлю, когда меня начинает заваливать, но уже в другую сторону.
Когда яхта сделала поворот почти на 200 градусов, все вокруг успокаивается. Ветер дует в корму, парус расправлен, лодка плавно покачивается вправо-влево. Фордак – коварный курс. С первого взгляда – самый спокойный. На самом деле, при сильных ветрах чувствуешь, с какой мощью ты пытаешься играть. Мгновенный порыв ветра с обратной стороны – и парус перехлестнет через лодку. Если при этом не сохранить руль в ровном положении – считай, что ты уже в воде. Если твоя голова, не дай Бог, окажется на пути бешено несущегося гика, считай, что уже без сознания. Так что всегда надо быть начеку. Если же ветер реально крут, то лодку может просто перекинуть через нос… Что со мной и случилось. Это называется «брочинг».
***
Я больно ударилась об воду. Через доли секунды вынырнула, отфыркалась, огляделась. Лодка лежит вверх дном, мачтой вниз. «Шверт, наверное, плавает где-то под корпусом, – пришло в голову, – он был пристрахован к мачте».
Чтобы поставить «Луч» в нормальное положение, надо для начала вернуть шверт на его законное место. Я сняла спасжилет, кинула его на корпус и нырнула за швертом. Одного нырка хватило, чтобы его найти, второго – чтобы вытащить на поверхность. Узкий, длинный швертовой колодец находится между мачтой и кокпитом. Шверт надо вставлять снизу вверх, из-под воды – наружу, чтобы он торчал из кокпита. Этот процесс занял у меня минут двадцать.
Закончив со швертом, отдышалась. Теоретически, если встать ногами на край корпуса с одной стороны от шверта, взяться руками за шверт и всем своим весом надавить на борт, то лодку можно поставить в нормальное положение. Последовало несколько тщетных попыток. Небрежно залитый эпоксидкой корпус набирал воду, будто в нем было пробоина диаметром в дюйм, становился все тяжелее и тяжелее. Спасать меня никто не собирался. Оно и понятно, я – профессионал. А среди профессионалов существует негласный регламент: сам утони, но спасай матчасть. Я представила, как отец опустил на сухую землю недопитую банку пива и начал расстегивать на джинсах старый китайский ремень…