Нептуну на алтарь
Шрифт:
— Да вот иду на вокзал! Чудак ты, не видишь, что ли?
Только теперь Николай обратил внимание, что земляк был с набитым чемоданом в руках и в брюках-клеш, которые моряки надевали исключительно в отпуск. Он быстро нашелся:
— Здесь за углом есть книжный магазин. Давай зайдем, я куплю книжку, — предложил земляку.
Книг оказался такой большой выбор, что разбежались глаза. Но время-то поджимало. Пришлось обратиться к продавцу за советом.
— Возьмите «Мужество» Веры Кетлинской, — показала книгу стоящая за прилавком женщина. — Роман выдержал проверку временами. Он написан еще в 1938 году, но по сей день переиздается. Здесь рассказывается о жизни и любви, о комсомольской стройке. Там такие страсти! Книга только что поступила в продажу и очень хорошо расходится.
— Ладно, — сказал Николай. — Беру!
Он быстро подписал книгу, попросил красиво ее упаковать и протянул земляку.
А спустя
— На, забери. Хай ему черт, выполнять деликатные поручения, — сказал мрачно, отводя глаза в сторону.
— Что, не отдал?
— Отдавал. Не взяла, — парень немного помялся, а потом отважился сказать правду: — Ты, друг, не грусти. Вышла замуж твоя девушка, как раз я на свадьбу попал.
— За кого?
— За Юрия Полуницкого.
— Ха! — только и сказал Николай. — А я здесь при чем был?
— Что, недолго встречались?
— Долго знались, да мало любились, — вспомнил Николай слова из песни.
В тот вечер он раньше обычного возвратился из увольнительной, собрал Лидины письма, разложил их в хронологическом порядке и начал перечитывать, стараясь между строк найти объяснение ее поступку. Может, пропустил какой-то намек за теми горькими событиями? Но ничего не нашел — были лишь радушные, искренние вести из села, написанные грамотно, доверчиво, тепло. С фотографии Лида смотрела на него с той самой улыбкой — то ли лукавой, то ли заговорщицкой. Николай перевернул снимок и впервые вчитался в надпись: «Для Николая. 12.09.55 года». Все!
Он понял: девушка писала ему не больше чем как другу, находящемуся далеко от дома и ждущему весточки из родного края. Лида была подругой Тамары Гармаш, знала, что в предыдущий отпуск надежды Николая на взаимную любовь не оправдались. Вот и не хотела оставлять без ответа его внимание к ней. Пожалела… Вот душа нечистая!
А с Юрием она, конечно, любилась давно, если бы нет, то дождалась бы Николая, он уже сидел на чемоданах, через неделю должен был ехать домой.
Исчезла, пропала, усохла последняя надежда на исцеление от боли, на спасение от страданий, на светлую и беспечную радость. От этого шока к Николаю вдруг — клин клином вышибают! — начала возвращаться жизнь. Он, как дерево, поваленное бурей, снова цеплялся за нее, прорастал новыми ростками, из глубины трухлявого мрака протягивал их в мир солнца и света. Видишь, рубанула топором прямо по живому, убила возможность уцелеть, вгрызться в счастье! Так неужели это хрупкое и тихое создание уничтожит его душу, его веру в людей? Нет.
Это была та капля горя, которая переполнила чашу страданий. Чаша перевернулась и вылила их из себя. После таких потрясений человек или умирает, или возрождается, как Феникс, начиная жизнь сначала. Николаю выпало второе, и он ощутил, что у него есть силы, чтобы устроить себя, что его спасет неисчерпаемый дух выживания.
Раздел 2. ИЗБРАННИКИ МОРЯ: ЮРИЙ
Часть 1. Встреча с будущим
В нашем классе мальчишек с именем Юра не было, как не было и среди младших ребят, и среди старших по возрасту школьников. Я вообще раньше его не встречала, и оно казалось мне загадочно-прекрасным, нездешним, неразгаданным. А когда неожиданно слышала где-то в разговорах или читала в книгах, то думала — какие они на самом деле, эти парни с именем Юрий? Что мне рисовало воображение, теперь не помню, но что-то же рисовало, это точно, потому что имя мне нравилось.
Окончив школу, я поступила в Днепропетровский государственный университет. Тогда к его названию добавлялось — «имени 300-летия воссоединения Украины с Россией». Выбрала механико-математический факультет. Как видно из названия, он состоял из двух отделений: математики и механики. Может, я и выбрала бы отделение математики, кабы там не готовили будущих учителей, а я не хотела работать в школе. Поэтому пошла туда, где готовили механиков (специальность 2014 по государственной классификации университетских специальностей). Эта специальность оставалась традиционной для классических университетов, была чисто научной, а не инженерной. Именно она придавала всему факультету интеллектуального веса. Да, там мы изучали сложные, но интересные предметы, берущие свое начало в астрологии и ведущие к современным наукам, таким как единая теория поля, теория физического вакуума и т. п. Полученные знания развивали в нас логику, склоняли к философскому восприятию мира. Но я немного забежала наперед.
Кстати, о городских и сельских детях. В нашей группе я была единственная, приехавшая из деревни, и, как кур в ощип, сразу попала в новую для себя среду, где все было другим. В том числе и имена. Имя Юрий носили три сокурсника, но здесь оно просто потерялось в сонме более экзотичных
Юрий Семенович Овсянников, мой муж (внизу — весна 2009 года в Крыму)
Однажды, когда я в читальном зале готовилась к первой экзаменационной сессии, вгрызаясь в математический анализ, ко мне подсел староста нашей группы. Естественно, я его знала. И знала, что парня зовут Юрием, но это как-то проходило мимо меня. А тут вдруг впервые что-то толкнуло меня и заставило обратить на него внимание. Что-то нечеткое, струящееся из глубокого детства, всплыло в памяти, невнятно волнуя и беспокоя. В воображении примерещились какие-то образы тех лет, прекрасные, желанные. Сердце забилось в предвкушении внезапной, неожиданной находки кого-то очень дорогого, давно ожидаемого. Только все происходило наоборот, как говорят в математике — от противного. Бывает же такое! Вместо высокого роста, длинных ног, карих глаз, что виделись на утонувших в детстве горизонтах, — средний рост, плотное телосложение и глаза цвета рассерженного моря. Только руки, о которых у меня не было никаких представлений, поразили тонкой красотой и изяществом. Эти руки с длинными и почти прозрачными пальцами твердым почерком писали на чистых листах бумаги многоэтажные формулы математических доказательств, растолковывая мне непонятные места. Это «все наоборот» моя душа приняла с удовольствием и обрадовалась. С тех пор имя Юрий, Юра, Юрочка стало родным, самым прекрасным в мире. Позже я вспомнила, когда впервые услышала его, и чей образ невнятно ассоциировал с ним.
Это было давно, очень-очень давно.
Часть 2. Нити чужой судьбы
Летом 1956-го года, когда я окончила второй класс, родители, за неимением лучшего, записали меня в каникулярный кружок для детей, остающихся без присмотра, почему-то называемый «школьной площадкой». Видимо потому что функционировал при школе. Он был делом неожиданным для наших учителей, организованным впервые, исключительно на общественных началах и по указке свыше — ввиду требований новой жизни. Действительно, наступали времена, когда все взрослые начали работать и в семьях исчезли домохозяйки. Это происходило столь стремительно, что ни государство, ни предприятия не поспевали с развитием сети детских лагерей отдыха, более того — на детский отдых еще не предусматривалось финансирование. Вот и пришлось школам брать на себя удар.
Главная задача «школьной площадки» заключалась в том, чтобы не позволять детям шататься по улицам и искать приключений с плохим концом. И здесь вопросов не возникало. А вот чем с детьми заниматься, какие виды досуга развивать, в какие игры играть, как увлекать полезным трудом, наконец чем кормить и где мыть руки — все это не имело ответов.
Со стороны моих родителей это был шаг отчаяния. Кажется, они не верили, что я в кружке задержусь надолго. Доказательства были убедительными — я никогда не ходила в коллективные туристические походы, не принимала участия в массовых развлекательно-спортивных мероприятиях, на что уж пионерлагерь был соблазном для многих, а я и туда ехать не хотела. Не компанейской девочкой росла, что было то было.