Непутевые заметки к путевым делам дипломатии, этнополитики, и не только. Часть I
Шрифт:
С не меньшим задором отечественные дипломаты любят упражняться в расшифровке и интерпретации иностранных терминов или аббревиатур. На ум сразу пришел один такой хрестоматийный случай с толкованием значения букв СD и CMD на номерах дипломатических машин. Согласно устоявшейся международной практике (по Венской конвенции о консульских сношениях 1961 года), аббревиатура CMD означает, что автомобиль используется главой дипломатической миссии (от фр. Chef de mission diplomatique), а СD – дипломатическими сотрудниками миссии (от фр. Corps diplomatique). Однако, как установили российские дипломаты, классическая расшифровка устарела и не отвечает современным геополитическим реалиям. СD следует переводить не с французского, а с английского и не иначе как can drink (могу пить /за рулем/), а CMD – как can much drink (могу много пить /за рулем/). Такое ассоциативное мышление обусловлено с одной стороны профессиональной болезнью – алкоголизмом, а с другой – наличием дипломатической неприкосновенности, уберегающей нарушителей от какой-либо
Но если вы думаете, что приколисты по жизни есть только в российском внешнеполитическом ведомстве, то вы глубоко заблуждаетесь. Один американский дипломат лет десять-двенадцать назад (тогда в третьих странах мы с американцами ещё как-то взаимодействовали, например, в рамках зловеще звучащего ГИБАЯТ [3] ) категорично заявил мне, что поскольку я «исчо» молодой и местами наивный дипломат, то поэтому не знаю, что единственная правильная трактовка аббревиатуры СD – это constantly drunk, т.е. постоянно или вечно пьяный. В скором наше ситуативное общение на информационных и протокольных мероприятиях закончилось, потому как мой собеседник спешно засобирался домой на американскую землю и не зря – буквально сразу в лавине разоблачений WikiLeaks журналиста Джуллиана Ассанджа американец Марк Нордберг, вернее его донесения в Вашингтон, оказались вывалены для публичного созерцания в Интернете. И хоть в тех бумагах лютого криминала или каких-то важных секретов не было, но ксенофобскую и даже русофобскую сущность правящих верхов страны пребывания (о них будет отдельный подробный разговор) он отметил весьма рельефно, что, несомненно, не способствовало бы дальнейшему укреплению его связей и контактов среди местного истеблишмента. А так вовремя уехал. Как знал. Или все жё знал?
3
ГИБАЯТ – Глобальная инициатива по борьбе с актами ядерного терроризма – принята в Санкт-Петербурге 15 июля 2006 г. Президентами России и США. Обе страны решили содействовать развитию международного сотрудничества по противодействию ядерному терроризму на основе и для реализации Международной конвенции по борьбе с актами ядерного терроризма, Конвенции о физической защите ядерного материала и Поправки к ней 2005 г., резолюции СБ ООН 1540 и ряда других международно-правовых инструментов, относящихся к недопущению попадания в руки террористов ядерных материалов.
Однако не только лишь английским языком поддерживается полёт фантазии сотрудников Министерства. Упражнения в словесной гимнастике нередко встречаются также на великом и могучем. До сих пор вспоминается висящий на входной двери отдела «восьмёрки» [4] плакат с небольшим стихотворением за авторством якобы Маяковского (на самом деле нет):
«Товарищ, нервы зажми в узду.
Придя на работу – не ахай.
Выполнил план,
4
Отдел «Группы восьми» или «G8» в Департаменте внешнеполитического планирования МИД России существовал до исключения России из «Большой восьмёрки» в 2014 г.
Посылай всех в п***у,
Не выполнил – посылай на **й!»
На эту жизнеутверждающую установку каждый день натыкались не только штатные сидельцы кабинета, но и вполне себе высокое руководство, которое периодически курсировало по этажу в поисках исполнителей различных документов. Такое вольнодумство в стенах Смоленки уже давно никого не смущает. А по-другому, т.е. без здорового цинизма, там и не выжить.
В моей практике встречались и менее дерзкие, можно сказать философские стихотворные изречения, немного раскрывающие рутинную суть работы в далёких странах. Вот, например, в стенах нашего Постоянного представительства при Европейском союзе на Бульваре дю Режан в Брюсселе висел листок формата А4 с любопытным четверостишьем неизвестного автора:
«Не такого мы ждем от тебя!
Хватит оды писать брюсселятам!
Нет, шоб выйти, купить коньяка,
Да и в кофе добавить ребятам…»
Для лучшего понимания этих строк добавлю соответствующего контекста. Во многих отечественных диппредставительствах практикуется своеобразный КПЭ – определенное количество единиц разного рода контента в Москву, как правило, за календарный месяц. Постпредство при ЕС в этом смысле не исключение. У командированных сотрудников порой возникает ситуация, когда информповодов становится совсем мало, например в период сезонных отпусков, убивающих в ноль политическую и деловую активность. Но план по количеству материалов выдавать надо исправно! Соцсоревнование между загранточками по количеству «номерков», т.е. зарегистрированных к отправке документов, никто не отменял. Отсюда и душевные страдания дипломатических акул пера, вынужденных стабильно много писать, когда писать особо не о чем. Раздувать малозначительные события в стране пребывания до требующих внимания Центра информповодов – высокое мастерство, доступное немногим избранным.
«Трудовые будни дипломата» по версиинейросети Kandinsky 2.0.
Но вернёмся к нашим баранам, которые не коллеги по практике, а которые в принципе.
Как уже, наверное, стало понятно, самым интересным по итогам моих трёх практикантских «ходок» на Смоленку оказалось общение с внутримидовским миром. А там, копни чуть поглубже, открываются разные разности и чудеса чудесные. Вон, главный советник департамента, шустрый дедок на вид лет 80 надувает щёки и имитирует бурную деятельность, занимаясь «вопросами развития молодёжной «восьмёрки» [5] . Ну, а кому же ещё? Так вот, этот не совсем ещё молодой дипломат регулярно заглядывал в кабинет к всамделешнему молодняку, т.е. вчерашним и нынешним практикантам, чтобы они помогли ему разобраться в премудростях жития и актуальных интересах молодёжи. Другой, не менее опытный сотрудник, постоянно ходил по кабинетам, вопрошая сидящих в них коллег на синонимы к словам и выражениям.
5
В те годы Россия ещё входила в G8 и даже участвовала в параллельных главному политическому саммиту глав государств «ивентах», т.е. мероприятиях, включая молодёжную программу.
Однако в студенческие годы мне было недосуг теоретизировать по поводу рутинного бытия потенциальных коллег, мне вообще мало что там было интересно в их повседневной практике. Думать о неинтересном, откровенно говоря, ленивое и бестолковое занятие. Моя личная дилемма была проста как два стога сена перед ослом: проходить языковое тестирование во внешнеполитическом ведомстве и оформляться в заграничную командировку (куда именно сразу никто не говорил, вероятно имели значения результаты экзаменов) или не оформляться ни в какие загранки в принципе и продолжать попытки осмысления научного метода Карла Поппера и его философии современного естествознания в рамках самой что ни на есть обычной гуманитарной аспирантуры РГГУ. Последние перспективы объективно вызывали зевоту и некоторую обречённость из-за отсутствия сколь-нибудь видимой движухи и не покидающего ощущения бесполезности этих учений с точки зрения практического применения. Кроме того, оставаясь в русле науки, тумана и неопределённости в карьерном смысле было не меньше, чем подходов к спасению провалившихся в ходе верификации научных теорий, т.е. была полная и конкретная пустота.
Иными словами, выбор дальнейшего пути был предопределён в связи с отсутствием выбора как такового. Хотя в то время я объяснял себе сложившуюся безальтернативность объективной крутостью дипломатической карьеры. Быть дипломатом – это же как звучит!
Дело в том, что в период серии студенческих практик в Министерстве иностранных дел сама судьба толкала меня в специфические и местами интригующие объятия этого ретроградного учреждения, где по устоявшейся хрен знает с каких времен традиции любое новшество воспринимается и перенимается со скрипом и даже надрывом. Приходящая туда молодёжь должна или принять эту музейную специфику, благополучно встроившись таким нехитрым образом в систему достойнейших ретроградов, или после первого же опыта бежать куда подальше от забюрократизированного донельзя учреждения. Само Министерство бесцельно тоннами плодит и пожирает бумагу, а также навязывает убогую специфику штабной работы, в которой даже манера напяливания скрепки на документ (по принятому здесь «фэншую» – маленькой петелькой на фронтальной стороне) порой имеет большее значение, чем содержание скрепляемого документа.
Итак, с конца 2007 г. я медленно, но верно принялся паковать чемоданы в свою первую долгосрочную заграничную командировку. Почётное право сдувать пыль и снимать копии с бумажных архивов великих умов Смоленки по наследству перешло другим, более заточенным на грызение суперобложек практикантам и начинающим дипломатам. Как впоследствии окажется, та первая поездка придала импульс новому увлечению: изучению зарубежных стран через понимание сущности людей и народов, их коллективного мифотворчества и сопутствующей жизненной философии. Полученный опыт восприятия кривой парадигмы нравов иностранцев оказался весьма ценным материалом для лучшего понимания себя в этом мире. Самоизобретённая методика анализа внутреннего «Я» через мироощущение других позволила успешно решать, как сугубо профессиональные, так и не менее важные личные задачи. Причём за долго до появления на просторах Интернета инфоцыган, знающих безусловную истину и правильные алгоритмы действий буквально на все случаи жизни.
ГЛАВА II. ХРОНИКИ ЭСТОНСКОЙ САМОБЫТНОСТИ
О некоторых свойствах болот и каменистой почвы в разрезе истории.
Путь моего первого дипломатического назначения лежал в относительно не далёкую, но при этом очень непонятную землю первых обитателей европейского континента. Во всяком случае так считают местные жители с подачи своих же светочей истории. Именовалась эта страна Eestimaa (Эстония) и населяли её, как нетрудно догадаться, гордые eestlased, т.е. эсты или эстонцы. Этимология этих названий осталась за скобками доступной нам истории Европы. Из немногочисленных дошедших до нас хроник известно лишь, что около 800 года нашей эры, во времена господства в северных широтах викингов, край эстов именовался скандинавами мудрёным словом Austrvegr, т.е. неким «восточным путём» к богатствам Константинополя и Арабского Халифата [6] . В связи с чем Austrvegr впоследствии стал Eestimaa сказать трудно. Вероятно, всё дело в полёте фантазии писчих дьячков позднего средневековья, любивших поиронизировать над неизведанными для абсолютного большинства европейцев захолустными землями. Иначе невозможно объяснить появление в документах далёкого прошлого такого, например, географического названия как Гренландия (от англ. Greenlаnd – зелёная земля). Где они разглядели прекрасный край сочных лугов и кудрявых барашков в скалистом, насквозь промёрзшем куске земли с тысячелетним снегом, решительно не понятно. Не берусь утверждать, что Эстония или Гренландия – это искусственно сочинённые хоронимы, но, как минимум, такое объяснение мне кажется забавным. Впрочем, далее речь пойдёт о вполне себе серьёзных вещах, но в обязательном порядке с элементами юмора.
6
Основными поставщиками сведений о древних эстах являлись живший в 16 веке ливонский хронист и проповедник Бальтазар Руссов, автор «Хроники провинции Ливонии», и Генрих Ливонский, летописец «Северных крестовых походов».