Неравный брак
Шрифт:
– И ты полез для них деньги одалживать? – поразился Юра. – Слушай, но ведь это же совсем уж для младенцев!
– А я кто тогда был? – усмехнулся Артем. – Из армии вырвался, глаза как блюдца. Это трудно объяснить… Ну, когда кажется, что все можешь и все тебе теперь – раз плюнуть! Тем более все кругом только и твердят: три штуки по нынешним временам не деньги, мы их в ноль секунд на рынке отобьем. Я им, правда, сразу сказал, что работать с ними не буду. – Артем прикурил вторую сигарету от первой. – Меня же все это вообще не интересовало. А они: не хочешь – не надо с нами за лотком стоять или там в Индонезию мотаться. Мы тебе еще
– А в третий раз сорвалось, – закончил Юра. – И сколько ты теперь должен?
– Пятнадцать, – глядя ему в глаза, ответил Артем. – Но это неважно, Юрий Валентинович, я к вам не для того пришел. Скажите Еве, попросите ее, чтобы она уехала!
Как только он произносил ее имя, голос у него менялся, этого невозможно было не расслышать. Юра смотрел в его внимательные, широко поставленные глаза и не знал, что сказать.
Он видел перед собою растерянного мальчика, не разобравшегося в людях и по-мальчишечьи влипшего в дурацкую и опасную историю. Он знал, что таких историй – тысячи, что тысячи мальчишек теперь учатся жизни подобным жестоким образом. Но он видел и другое: в растерянности своей этот мальчик боится не за себя, а за женщину, которую он любит… Это читалось в Артемовых глазах так ясно, как если бы он произнес это вслух.
– Ну хорошо, – сказал Юра, – в первый раз ты в эйфории пребывал. А во второй-то раз, а в третий? Понравилось процент получать, остановиться не мог?
– Второй раз в конце августа был, – тихо ответил Артем и отвел глаза. – При чем тут «понравилось», Юрий Валентинович?
Вообще-то Юра и ожидал услышать именно такой ответ, и спросил только на всякий случай. И так ведь все было понятно: в конце августа Ева переехала к Артему в Лефортово. И никакой друг ему, значит, эту квартиру не оставлял, а просто он снял ее и заплатил, скорее всего, вперед.
– В третий раз я вообще-то уже не поручался, – сказал Артем. – Не такой уж я все-таки лох, мог к тому времени разобраться, что к чему. Они просто сказали браткам, у которых брали: опять на троих. А те проверять не стали, не в первый раз ведь.
– И что теперь твои старые друзья говорят? – на всякий случай спросил Юра, хотя и это ему было ясно.
– Да нет их теперь! Родители их говорят: ничего не знаем, уехали куда-то, как в воду канули. Но это браткам ведь неинтересно, кто куда канул. Я-то здесь! И она здесь. А это такие люди, что…
Что это за люди, Юра и сам понимал прекрасно. И за какую сумму они способны убить не поморщившись – тоже понимал. Это тебе не нефтяные магнаты, ворочающие миллионами, пятнадцати тысяч долга для них вполне достаточно.
– А в милицию? – все-таки спросил он.
– Понимаете, это не такие деньги, чтобы в милиции стали сильно напрягаться, – объяснил Артем. – Недавно точно такая история была, ее весь рынок знает. Сходил парень к ментам, дали ему помеченные доллары, он пришел, браткам их сунул, менты выскочили – все как положено. А те: да Бог с вами, граждане начальники, какой рэкет? Он у нас деньги занимал – вот, принес, вернул. А что он вам наплел – это еще доказать надо.
При всем убожестве обстоятельств история явно была тупиковая.
– А Ева откуда знает? – наугад спросил Юра. – Ты сказал?
– Да что я, совсем? – обиделся Артем. – Не знаю я, откуда она знает. Пришел домой, она плачет, в подробностях мне все это рассказывает, откуда узнала – не говорит. И уехать ни за что не хочет, в этом же все дело! Я, знаете, вообще хотел ей сказать, что… В общем, что не хочу больше с ней жить. Чтобы она обиделась и ушла. Но не смог…
– Все равно она бы не поверила, – улыбнулся Юра. – Ее вообще обмануть невозможно. Или стыдно просто? Я мальчишкой был – и то никогда не мог. Капитанская Дочка! – вспомнил он. – Так ведь вы ее в школе называли?
– Так… Что же делать, Юрий Валентинович?
Если бы он знал, что делать! Но показать Артему свою растерянность Юра не хотел.
– Я попробую ей сказать, – с сомнением произнес он. – Скажу! Завтра же скажу, сегодня поздно уже. Может, у меня переночуешь? – предложил он. – Тебе бы сейчас не надо одному вечерами ходить.
– Лучше мне насовсем к вам перебраться, – усмехнулся Артем. – А она пусть там подежурит. Я вам завтра вечером позвоню, Юрий Валентинович, узнаю, – сказал он, вставая. – Спасибо.
– Рабочий телефон запиши, – вздохнул Юра. – Вряд ли дома застанешь.
Юра боялся, что Ева просто не придет. Слишком редко, слишком торопливо он виделся с нею с самого ее приезда из Австрии, чтобы быть уверенным: она прибежит по первому его зову. Да еще в ее нынешней ситуации.
А сам он вырваться не мог, даже на час не мог – не уйдешь же с дежурства. И к тому же назначена была встреча с бывшим однокурсником Сашей Розенфельдом, врачом Центральной детской больницы, который ехал в Чечню с годуновскими спасателями, и эту встречу тоже невозможно было отменить.
Но Ева сказала, что, конечно, придет сразу же, как только уроки закончатся, и Юра вздохнул с облегчением.
– У тебя что-нибудь случилось, Юрочка? – переспросила она по телефону; голос был почти спокойный, и все-таки Юра расслышал какие-то незнакомые интонации. – Почему так срочно?
– Приходи, рыбка, приходи, – не стал он вдаваться в объяснения. – Если мы на выезде будем, в медпункте у меня посиди, ладно?
Она пришла, как раз когда бригада была на выезде. Взламывали стальную дверь, из-за которой доносились жуткие женские крики и хриплый мат. Потом милиционеры вязали бьющегося в белой горячке голого мужика, а Юра накладывал жгуты на руки его жене, которой ревнивый супруг перерезал вены.
Ева сидела в медпункте на панцирной кровати и проверяла тетрадки.
– Еще минуту подожди, я руки помою, – сказал, заглядывая к ней, Юра.
В забрызганной кровью квартире составляли протокол, просили ничего не трогать, и руки он там помыть не смог.
– Ты на аварии какой-нибудь был, Юрочка? – сочувственно спросила Ева, когда он, вытирая руки, снова вошел в комнату. – Я с дежурным вашим полчаса сейчас посидела, он эфир слушал… Это же ужас!
Сидение рядом с дежурным, слушающим частоты оперативных служб, действительно было занятием не для слабонервных. За полчаса в Москве столько всего случалось, что страшно было потом выходить на улицу.