Нераздельные
Шрифт:
— Ты должен гордиться тем, что делаешь, — твердит ему жена. — Твои клумбы — последняя частичка природы, которую видят эти дети перед расплетением. Это твой им подарок.
Вот почему он особенно заботится о том, чтобы каждое растение на клумбе перед Живодерней было высажено его собственными руками.
В последнее время его беспокоит усиление мер безопасности и приток в лагерь «защитного персонала». Новые охранники — вовсе даже и не охранники, а самый настоящий спецназ, присланный юновластями. У них боевое оружие и пуленепробиваемые доспехи. Просто страх берет. Смотритель слышал о недавних нападениях на заготовительные лагеря,
Смотритель с помощником подравнивают шпалеру в форме дракона, когда, разрушая буколическую умиротворенность ясного дня, начинается атака. Первого взрыва он не видит — и скорее ощущает, чем слышит. Налетает ударная волна, и если бы смотритель не стоял за кустом на коленях, его отбросило бы назад. Кусок бетона размером с баскетбольный мяч пробивает дыру в сердце «дракона», перед этим разорвав пополам напарника. Забрызганный кровью своего мертвого товарища, смотритель падает на землю. Приподняв голову, он видит, что административного здания больше нет, на его месте торчат лишь иззубренные фрагменты стен. Повсюду вокруг продолжают сыпаться обломки.
И персонал лагеря, и расплеты в панике разбегаются в разные стороны. Следующим взрывом сносит сторожевую вышку, стилизованную под деревенскую ветряную мельницу. Разлетающиеся бревна крушат всё и вся на своем пути, а из-за бывшей фальшивой мельницы, оттуда, где когда-то была стальная ограда, на территорию устремляется поток вооруженных до зубов подростков. Такого оружия смотрителю никогда прежде не доводилось видеть. «Пах-пах-пах» — гремят винтовки, «тра-та-та-та-та» — строчат пулеметы; в воздухе стоит трагически-пронзительный визг гранатометов, отправляющих свой смертельный боевой заряд в сторону домов для сотрудников. Одна из гранат влетает в окно угловой квартиры на третьем этаже — уютной, с прекрасным видом на сад — и мгновением позже от взрыва внутри вылетают все стекла.
Смотритель едва сдерживает крик и вжимается в землю, хоронясь за густым плющом у основания шпалеры. Если его обнаружат — он труп. И если кто-то случайно пальнет в его сторону — он опять-таки труп. Остается только лежать тихо, как мышка, слиться с зеленью, которую он так старательно выращивал.
Спецназ юновластей со всей его военной подготовкой и вооружением едва ли может противостоять столь мощному натиску. Прячась за пуленепробиваемыми щитами, они открывают ответный огонь по устрашающей ораве подростков; кого-то им удается задеть, но не так уж и много. Потом из толпы атакующих выбегает безоружная девочка и устремляется к спецназовцам, подняв руки.
— Помогите мне, помогите! Не стреляйте! — кричит она.
Спецназовцы прекращают огонь и приоткрывают щиты. Девчонка подбегает к своим спасителям и… сводит ладони вместе.
В следующее мгновение от нее не остается даже ошметков.
Взрыв такой мощный, что вся команда спецназа взлетает, словно кегли, раскиданные шаром для боулинга; корчащиеся тела горят в воздухе.
Еще один безоружный парень, хлипкий на вид, но, видимо, фанатично преданный идее, бросается, раскинув руки, к броневику спецназа, и как только его ладони ударяются о кузов, раздается взрыв и броневик
— С ними хлопатели! — вопит кто-то. — Боже мой, они откуда-то взяли хлопателей!
Теперь смотритель понимает: это нападение освобождением расплетов не ограничится. Атакующие собираются взыскать пресловутый «фунт плоти» со всех, кто хоть как-то причастен к расплетению. Если его поймают, пощады не жди. И неважно, что он всего лишь занимался украшением территории.
«Ты наблюдал, как сотни детей ведут на Живодерню, и ничего не делал, — скажет ему Аистиный батальон. — Ты делил стол и кров с людьми, державшими скальпель, и не сделал ничего, — скажут они. — Ты жил здесь, в месте, полном ночных кошмаров, и прикрывал их своими цветочками».
И единственное, что он сможет ответить в свою защиту, будет:
«Я просто выполнял свою работу».
За это его пристрелят, взорвут или выбьют табуретку из-под ног. И все потому, что он ничего не делал.
«Не шевелись, дурачина, — могла бы сказать ему жена. — Прикидывайся мертвым, пока все не закончится».
Но она уже больше ничего не скажет. Потому что одна из привилегий, которую дает должность смотрителя — угловая квартира на третьем этаже дома для сотрудников. Та самая, уютная, с прекрасным видом на сад.
15 • Дживан
— Тебе надо увидеть это собственными глазами, Дживан. Принять в этом участие. Как член Аистиного батальона ты должен побывать в бою, чтобы по-настоящему прочувствовать всю мощь наших свершений. Проникнуться их значимостью.
Вот таким образом Старки преподнес Дживану новость, что тот пойдет в атаку на лагерь «Лошадиный Ручей», причем в качестве солдата-пехотинца.
— Пока что ты был за кулисами, на заднем плане. Но сегодня ты превратишься в воина, Дживан. Твой день настал.
— Да, сэр, — только и сказал Дживан. Это его обычный ответ Старки.
Но когда первая ракета разносит здание администрации и аистята начинают палить во все, что движется в клубах дыма, Дживан понимает, что ему не следовало появляться на поле боя. Многие атакующие, опьяненные мощью своего оружия и должным образом настроенные Старки, мастером играть на самых агрессивных сторонах их натуры, превратились в маньяков. Есть и такие, которые держат оружие неохотно, понимая, что как бы ни было отвратительно расплетение, здесь происходит что-то неправильное; но они не знают, как сопротивляться захватившему их мощному потоку.
Ни один из этих ребят не был так близок к Старки, как Дживан. Никто из них не работал вместе с ним над военными операциями, никто не был свидетелем его припадков бешенства; никто, кроме Дживана, не не ведает, что скрывает непроницаемый занавес его глаз, никто не догадывается, что за кулисами первого шоу, предназначенного для публики, идет другое…
Старки считает себя непобедимым. Он не просто верит, что предназначен для величия, но что само величие предназначено для него, и с каждой победой он верит в это сильнее и сильнее. Хэйден обозвал его «Верховным Аистократом». Хоть это довольно метко, Старки предпочел бы титул «Владыка аистят», потому что и в самом деле смотрит на себя как на короля, которому уготована участь стать божеством. Он — избранник небес с достоинством и привилегиями бога.