Неразгаданный монарх
Шрифт:
Через некоторое время она увидала великого князя, который несся обратно на вспененном коне. Лицо Павла Петровича выражало сильнейший гнев.
Заметив супругу, он повелительным знаком руки приказал ей спуститься вниз.
— Извиняюсь, что напрасно побеспокоил вас! — крикнул он Марии Федоровне, когда та сошла во двор. — Никакого нападения не будет. Майор Линднер — просто болван и гнусное животное. Я гоняю по всей окрестности, чтобы разыскать его колонну, и случайно заехал в имение Салтыкова. И что же я вижу? Солдаты Линднера лежат вповалку прямо на улице, их платье все в грязи и разорвано, у
В этот момент к великому князю, задыхаясь, подбежал Несвитский.
Он был страшно бледен, все его тело тряслось, из горла вырывались вместо слов какие-то хриплые звуки. Видимо, он был сильно взволнован.
— Ну, что еще случилось? — бешено крикнул на него Павел Петрович.
— Ваше высочество, — заикаясь, ответил Несвитский. — Только что прибыл курьер с печальной и важной вестью. Ее величество опасно заболела, врачи ни за что не отвечают. Присутствие ваших высочеств очень необходимо, и министры умоляют ваши высочества немедленно, не теряя ни единой минуты, прибыть в Петербург!
Великий князь побледнел и покачнулся. Известие поразило его своей неожиданностью, с которой вдруг отдернулась завеса давно жданного грядущего.
Он посмотрел на великую княгиню, как бы спрашивая ее мнения и совета.
— Спешите во дворец, князь, — твердым голосом приказала она Несвитскому, — и прикажите сейчас же заложить дорожную карету его высочества. Мы следуем за вами и поедем сейчас же, как только все будет готово. Медлить нечего, — сказала великая княгиня, обращаясь к супругу, — момент настал!
— Ты права, — просто ответил великий князь, взяв супругу за руку и целуя ее.
Несвитский сейчас же ускакал.
Павел Петрович и Мария Федоровна сели на подведенных им лошадей и последовали за ним.
Через полчаса великокняжеская чета уже катила по дороге в Петербург.
IX. Смерть императрицы Екатерины II
Во всю дорогу до Петербурга великий князь не сказал жене ни слова. Видно было, что он сильно волнуется, и Мария Федоровна, которая и сама чувствовала себя взволнованной близкой переменой в их существовании, не нарушала его задумчивого молчания.
Подъезжая к Петербургу, они вдруг прислушались и удивленно переглянулись: из города все сильнее и сильнее доносился радостный перезвон колоколов. Это так не вязалось с полученными известиями об ухудшении здоровья императрицы, что Павел Петрович и Мария Федоровна не знали, что подумать. Еще более удивило их, когда при въезде в заставу они убедились, что улицы Петербурга переполнены народом, причем в движении масс не чувствовалось ни малейшего горя или ужаса, неизбежно овладевающего народом при получении печального известия о близости кончины царствующей особы.
Нет, наоборот: народ, видимо, радовался
В одном месте скопление народа было настолько велико, что карета великого князя, и без того ехавшая шагом, была принуждена окончательно остановиться. Великий князь открыл окно и высунулся из кареты, чтобы увидать причину их задержки.
Осматривая толпу, он внезапно увидал человека, умышленно выдвинувшегося из рядов народа и с умоляющим видом простиравшего руки к нему.
— Батюшки! — вскрикнул Павел Петрович, обращаясь к супруге. — Посмотри-ка, да ведь там стоит наш старый приятель, Иван Павлович Кутайсов! Сколько лет я уже не видал его! С тех пор как я прогнал его пинками долой со своих глаз, он ни разу нигде не попадался мне. Ах, только теперь я вижу, насколько мне не хватает его! Вот что: ты ничего не будешь иметь против, если я усажу его к нам в карету?
— О, пожалуйста! Я сама буду рада повидать его, — ведь он так любил тебя!
Павел Петрович еще раз высунулся в окно и сделал Кутайсову еле заметный знак рукой.
Стараясь не привлекать на себя внимания толпы, бывший камердинер осторожно подобрался к великокняжеской карете и в тот самый момент, когда Павел Петрович крикнул ему: «Влезай и садись!» — быстрее молнии приотворил дверцу, вскочил в карету и торопливо вновь захлопнул дверцу за собой.
Все это произошло с такой быстротой, что никто ничего не заметил.
В этот момент толпа несколько расступилась, и карета двинулась дальше.
— Но ты совсем не переменился, Иван! — произнес Павел Петрович, толкая Кутайсова на переднее сиденье. — Правда, ты возмужал, располнел; но ведь и то сказать, сколько времени мы уже не видались! Ну, рассказывай поскорее, что ты делал все это время?
— С тех пор как ваше высочество прогнали меня от себя, — ответил Кутайсов, глядя на великого князя с видом верной собаки, — я нигде не мог найти себе покоя. Я исколесил чуть не всю заграницу, опять вернулся в Петербург и уже собирался направиться в Азию, когда узнал, что ее величество при смерти и на государственном горизонте России готовится взойти звезда великого князя Павла Петровича. Сегодня какое-то тайное предчувствие толкнуло меня в народную гущу, и вот я снова вижу своего обожаемого великого князя!
Павел Петрович ласково протянул руку, и тот пламенно поцеловал ее.
— А теперь скажи мне вот еще что. Ты ведь всегда все знаешь! — произнес великий князь. — Почему сегодня звонят во все колокола и стреляют из пушек, раз ее величество опасно больна?
— Но ведь сегодня празднуют взятие Дербента! Разве ваше высочество не осведомлены об этом? — изумленно спросил Кутайсов.
— Я слышал, что императрица ведет войну на Кавказе, и только. Ведь в Гатчине я сижу словно медведь в зимней спячке — сижу в берлоге и сосу лапу… До меня не долетало известий ни о победах, ни о поражениях, но я был уверен, что бедной России придется поплатиться за отвратительную систему хозяйничанья, когда главнокомандующим армией назначают человека, единственная заслуга которого — родство с фаворитом!