Неразрезанные страницы
Шрифт:
– Поселок «Барские угодья», – сказал Береговой, сияя своей необыкновенной улыбкой, – улица Новая, дом пять.
– Улица Сосновая, умник!
– Да нет. Я точно помню. На пакете была бумажка приклеена, желтая, а на ней написано: улица Новая, дом пять.
– Новая-Сосновая, – сказала Маня ему в лицо. – Где бумажка? Выбросил?
– Не помню.
– Вспоминай! Это очень важно. Это самое главное!.. Вспоминай, где бумажка!..
– Да хрен ее…
Он как будто с трудом возвращался из приятных и светлых мыслей о матери, о Евпатории
– Вспомни, – умоляла Маня, словно от этого действительно зависело что-то. – Вспомни, Володя. Вот ты приехал в эти «Барские угодья». Где был пакет?
– На соседнем сиденье.
– Так. Ты взял его с сиденья и…
– На щитке бумажка, – вдруг громко сказал Береговой. – Точно! Спасибо тебе, Маня, напомнила. Я взял пакет, бумажку оторвал и на щиток присандалил, чтоб потом не забыть ее выбросить. Я иногда всякий мусор на пол кидаю, ну, стаканчики из-под кофе, обертки от мороженого, а потом всегда забываю выбросить. Мама говорит, что у меня не машина, а мусорный ящик. Сидишь, говорит, как в помойке!
– Бумажка на щитке в твоей машине, – повторила Маня. – А машина где?
– У ментов.
– И ты точно помнишь, что там написано: улица Новая, дом пять.
– Точно.
Тут неожиданно для всех троих распахнулась железная дверь, они вздрогнули, как по команде, и уставились с изумлением.
Оказывается, за несколько минут они все совершенно позабыли о том, где находятся, и к звукам перестали прислушиваться, и шептать перестали, говорили во весь голос!..
Катя отдернула руки, как будто ее застали за чем-то неприличным, и Береговой серьезно посмотрел на нее.
– Ну? Переговорили с родственницами? – спросил давешний в форме. – Эх, родственницы у тебя! Мне бы таких!
– Я вам книжку подпишу, – повторила писательница Поливанова заученную фразу. – Сейчас, еще один последний вопросик! Один-единственный.
Тот кивнул. Он был великодушен и не до конца понимал, что происходит. Задержанному дали свидание, и не с адвокатом, а с какими-то родственницами, одна из которых оказалась бабой из телевизора!.. И говорили они долго и как-то очень свободно, хотя статья парню светит – не дай бог нам таких статей ни на этом, ни на том свете!
– Какого цвета были волосы у девушки?
Оторвавшись от Екатерины Митрофановой, Береговой моргнул. Длинные темные брови дрогнули удивленно.
– Волосы, – повторила Маня. – Ты сказал, что с них капало, помнишь?.. Какого они были цвета?
– Светлые, – с трудом сообразив, сообщил Береговой. – Совершенно точно светлые. И длинные.
– Все? – осведомился конвоир. – Тогда пойдем потихоньку.
Уже ставшим привычным движением Береговой вытянул руки, и тот приладил на
«Господи, помоги нам», – подумала Митрофанова.
«Светлые волосы и подложный адрес», – подумала Поливанова.
«Девки как на подбор, ядреные, высокие», – подумал конвоир.
«Этого ничего не может быть», – подумал Береговой.
После непродолжительной процедуры, когда им возвращали сумки и мобильные телефоны, а потом Поливанова налево и направо подписывала книги, они вышли на улицу и огляделись по сторонам.
Катя посмотрела налево, а Маня посмотрела направо. А потом наоборот.
– Где мои сигареты?
Катя пожала плечами, думая о другом.
Володя протянул руки конвоиру так, как будто делал это всегда, как будто так и надо, словно эти на самом деле имеют право надевать на него наручники, словно на какого-то бандита, уголовника!.. Длинные грязные пальцы, привыкшие к клавиатуре компьютера, к автомобильному рулю, к кружке с кофе, к ножу и вилке, но уж никак не к наручникам!.. Свитер болтался на нем, будто с чужого плеча. Он тер спину и морщился – ему было привычно больно, к боли он тоже привык за эти три дня!
И тут Митрофанова решила: мысль о том, что человек ко всему привыкает, – гнуснейшая и подлейшая по своей сути, потому как человек не должен привыкать к боли и наручникам!
Никакой человек не должен, а уж тем более Володя Береговой, улыбавшийся ей так, как никто и никогда не улыбался, и тискавший ее ладошки, будто в них для него заключалась надежда и какой-то смысл.
– Где, черт возьми, мои сигареты?! – повторила Поливанова.
– Маня, мы должны его вытащить!
– Мы этим и занимаемся, ты не заметила?
– В карманах смотрела?
– Точно, вот они!
– Как ты думаешь, мы сможем?
Поливанова прикуривала, так и эдак отворачивалась от ветра, и все у нее никак не получалось прикурить.
– Нужно с Глебовым поговорить. Это раз. Нужно, чтоб Никоненко распорядился осмотреть его машину. Это два. Если листок с адресом действительно там, где он говорит, значит…
– Что это значит?
Маня затянулась и выдохнула дым.
– Значит, кто-то зачем-то дал Береговому неправильный адрес. Кто и зачем? Алекс сказал, что если Володя со стоянки у «Алфавита» поехал сразу в редакцию к Дэну и никуда не заезжал, то это можно проверить. Кругом камеры! А Володя, на наше счастье, еще поругался с гаишником на Чистых прудах!
– Это нам что-то дает?
– Ну, конечно, дает, Катька! Пока его машина торчала поперек бульвара и возле нее скакал гаишник, в багажник уж точно невозможно было засунуть труп! А из «Дня сегодняшнего» Володя прямиком поехал в «Барские угодья»! Тьфу! – Поливанова вдруг разозлилась так, что плюнула в лужу, как беспризорник из фильма про двадцатые годы. – Слова-то, названия какие! Барская усадьба! Одни баре кругом! Пролетариев нету, все повывелись! Я последняя осталась, пролетарка Маша!..