НЕреальность
Шрифт:
И вот именно в той фестивальной поездке, когда мое чувство опасности полностью притупилось, произошел первый случай, немедленно вернувший к жизни все мои подозрения.
– Люди! Я просто умру, не доживу до утра! – заявила наша горе-актриса Верочка в один прекрасный момент, обозначенный стрелками часов в гостиничном номере чужого города двумя часами ночи.
Эта дамочка неопределенного возраста с очень выигрышной внешностью маленькой статуэтки и с полным отсутствием интеллекта постоянно доставляла нам море хлопот. В тот вечер она приняла немереное количество красного
– Какие вы актеры, – бесновалась она, – если никто из вас даже не курит! Чистоплюи! Непьющие, некурящие чистоплюи! Не понимаю вас! Пустите меня! Я найду в этом гадком городке хоть одного торговца сигаретами! Райцентр – и ни одного «ночника»! В каком они веке живут? Деревня!
– Она не успокоится! – шепнул мне Максим, отозвав в сторонку. – Я спускался к дежурной, но это же заводская гостиница – у них ничего нет табачного. Я выйду в город. Тут есть точки, где можно купить всё, вплоть до травки.
– Хорошо, – ответила я.
Но, вспомнив о его молодой жене и маленьком сыне, вдруг добавила:
– Только я пойду с тобой! Одному в два часа ночи в чужом городе…
Мне показалось, что Максим обрадовался моему предложению, хотя тут же снисходительно смерил меня с головы до ног и подзадорил:
– А с тобой мне будет безопаснее, по-твоему? Ты, наверное, на курсы самообороны ходила?
– Нет, не ходила, – произнесла я уже не так самоуверенно, – но, сам знаешь, такого голоса, как у меня – сам иерихонской трубой обзывал, – нигде не найдешь. Так я хоть шум подниму, если что.
– Хорошо, пошли, – сказал он быстро, едва перекрикивая завывания нашей страдалицы.
Шли мы совсем недолго, по каким-то темным проулкам, вдоль обшарпанных двухэтажных домов и заросших кустарником развалин. Но даже это не пугало меня так, как та уверенность, с какой шел мой поводырь! Чувствовалось, что он был в этом забытом Богом уголке чужого города не один раз.
Наконец, мы подошли к давно потерявшему остатки штукатурки трехэтажному зданию, помеченному выцветшей табличкой «Общежитие». По дороге я засыпала спутника вопросами, но в ответ получала только гробовое молчание. В итоге я уже не решилась поинтересоваться у Макса, знает ли он, куда мы вообще пришли. Было видно, что знает.
В фойе, чуть освещаемом через грязное окно луной вкупе с умирающей в конце коридора лампочкой, у столба стояла какая-то подозрительная парочка.
Макс подошел к полупьяной девице и что-то спросил. Та, как я поняла, не только поддерживала собой наряженный в спортивный костюм и пребывавший в анабиозе «шкаф», но также исполняла по совместительству обязанности вахтера. Она милостиво кивнула моему спутнику, и тот уверенно подошел к ближайшей двери.
Я с удивлением наблюдала за тем, как Макс нажимал на звонок: он не просто звонил, а будто морзянку какую-то выстукивал. Дверь открылась. Из нее выплыл до отвращения благообразный дядечка – весь такой светленький, с пучком длинных русых
Но что стало с моим спутником! Прямо на глазах он из уверенного, гонористого парня превратился в потупившего взгляд школьника. С виноватым видом он выслушивал монотонный шепот тщедушного старичка и отвечал ему сбивчиво и неуверенно.
Я чувствовала: что-то не так во всей этой ночной истории! И место, и люди явно не были обыкновенной точкой по продаже сигарет и спиртного в неурочное время. Что-то в них меня не просто пугало, а сбивало с толку и повергало мое сознание в какое-то помрачение. Голова затуманивалась и кружилась, так что я практически съехала спиной вниз по колонне, к которой предусмотрительно прислонилась.
Вдруг холщовый дядечка обернулся и посмотрел на меня в упор. Ох, какие у него были глаза, все расставившие по местам: глаза коршуна, завидевшего легкую добычу! Такого демонического взгляда я никогда прежде не видела. Мне почему-то подумалось: если бы нам в театр потребовался исполнитель на роль колдуна, то обладатель такого взгляда подошел бы на нее идеально.
Мои колокола с такой силой забили тревогу, что я вырвалась из тумана и начала неожиданно для себя самой шептать одними губами молитву «Отче наш», а следом за ней давно забытый заговор, который передала мне когда-то моя бабушка-знахарка. Говорила она, что этот заговор от волков и надо читать его, если идешь ночью через лес. Тогда я никак не могла понять, почему заговор от волков, а слова в нем были: «Шел Господь через три леса, не встретил никакого беса…» – и всё в таком же духе, а в конце: «Бес, не увидь меня!»
Ястребиные (или волчьи?) глаза Холщового вспыхнули вначале голодным блеском, через некоторое время – удивлением, потом ненавистью и, наконец, потухли, будто потеряли меня из виду. И я вдруг поняла скрытый смысл бабушкиного заговора.
Дальше все события просто скомкались в одну минуту. Холщовый сунул сигареты Максу и пропал за своей дверью. Мы тут же вышли и вскоре были в номере гостиницы. Наша Верочка, получив долгожданный табачный допинг, сразу угомонилась и уснула. За ней последовала и вся труппа, разбредясь по своим номерам.
В той поездке больше ничего странного не случилось. Только с тех пор я стала часто ловить на себе взгляд Макса. Нет, не подумайте: это был не интерес мужчины к женщине. Да и о чем говорить: он был меня на семнадцать лет моложе и вообще оказывал определенные знаки внимания хорошенькой незамужней актрисе, которая хоть и была тоже старше его, но всего лишь на пару лет.
Тут было что-то другое. Взгляд был какой-то кровожадно-настороженный, будто у паука, приценивающегося, как лучше накинуть паутину на стрекозу, которая в десять раз больше его. Всё это было явно как-то связано с той ночной прогулкой, но я не могла понять, как именно.
Конец ознакомительного фрагмента.