Нереальные планы
Шрифт:
Впрочем, службу свою он нес ответственно, на смену никогда не опаздывал и коллег не подводил. Отсидев в караулке суточную смену, он никогда не ругал сменщиков, если те задерживались в пути. И дело тут было даже не в покладистости или безвольности Гришиного характера, а, скорее, в том, что ему не очень-то и хотелось возвращаться домой, в пустую квартиру. Где до сих пор в шкафу лежали детские игрушки, из которых его дети, конечно же, давно выросли. Где так и висели на стенах старые фотографии со времён Гришиной семейной жизни, поверх таких же старых обоев в цветочек, которые когда-то так тщательно выбирал он вместе с совсем молодой еще женой.
Приходя
Такие вот Гришины будни иногда скрашивались совместными мероприятиями с коллегами по работе, вроде вчерашней вечеринки. В такие дни он был почти доволен своей жизнью и даже на время забывал о всех неурядицах.
Но сейчас ему надо было бежать. И он на ходу прокручивал в голове события вчерашнего вечера. Гриша помнил, как подсаживался к Алексею, но о чем они говорили – нет. Больше всего он опасался, что позволил себе жаловаться на судьбу. Допустить этого Гриша никак не мог, хоть и работал с Алексеем в разных подразделениях и, говоря по правде, был с ним едва знаком. Ему не хотелось, чтобы коллеги узнали о сложностях его бывшей семейной жизни. Он стыдился признаться в этом кому-либо – ему казалось, что все будут злорадствовать и смеяться у него за спиной.
Дойдя до знакомой проходной оборонного предприятия, он поздоровался с охраной и отправился дальше, в глубь территории завода, где ему предстояло дежурить сутки в специальной караулке у входа в один из цехов.
Вообще-то, по правилам полагалось, чтобы в смене было два человека. Но его напарник, он же начальник смены, еще месяц назад подал в отставку в связи с уходом на пенсию. И теперь Гриша дежурил один.
Он поприветствовал коллег, которых пришел сменить, снял верхнюю одежду и, оставшись в форме полиции, уселся на вертящийся стул перед мониторами.
Началось дежурство.
Глава 5
Лева, как и все музыканты из их оркестра, готовился к выступлению. Зал заполнял гул голосов и какофония звуков, издаваемых различными музыкальными инструментами. Кто-то повторял снова и снова сложные участки из партитуры, кто-то настраивал инструмент, а Лева смотрел на Марину.
Она сидела в первом ряду вполоборота к Леве, по левую руку от дирижерского пульта, как ей и было положено по статусу, – первой скрипке оркестра. Мечтательно прикрыв глаза, она наигрывала мотив из сегодняшнего концерта, и Лева невольно залюбовался ее профилем в обрамлении облака из непослушных рыжеватых волос, ярко горевших огнем в свете рампы.
Она не замечала его взгляда, как, впрочем, не замечала вообще никого вокруг. Марина буквально растворилась в своей музыке и звуках скрипки. Глядя в ее умиротворенное лицо, Лева и сам как будто успокаивался и обретал уверенность в себе. Ему казалось, что вовсе и не было того холодного пренебрежительного взгляда, которым она одарила его всего несколько часов назад в кафе. Он искренне раскаивался в том своем опрометчивом поступке, когда попытался поцеловать Марину. "Видимо, было еще рано, было еще не время", – говорил Лева сам себе,
Внезапно, поддавшись порыву, Лева решил пошутить и стал подыгрывать Марине на своем альте. У него не было нот, поэтому он играл на слух и конечно сделал несколько нелепых ошибок. Марина услышала, как кто-то играет ее партию и, улыбнувшись, обернулась назад. Но, столкнувшись взглядом с Левой, сердито встряхнула волосами и снова отвернулась в сторону зала. Больше она не играла и отложила скрипку, дожидаясь начала концерта.
Лева тоже расстроено опустил смычок.
– Да, парень, не везёт тебе, – послышался голос справа от Левы.
Это был еще один альтист оркестра, которого все звали просто Палычем. Палыч был старейший участником и отыграл в оркестре больше тридцати лет. Каждый раз, отмечая день рождения Палыча, музыканты бились об заклад, уйдёт ли теперь тот на пенсию или нет. Но он и не думал уходить. А еще, поскольку Лева тоже был альтистом, Палыч считал последнего чуть ли не своим учеником и протеже. Это было на самом деле не так, но старику нравилось так думать, а Лева никогда не пытался его в этом разубедить.
– Эх, с женщинами всегда так, – продолжал шёпотом Палыч. – Не ценят они нашего внимания. Не ценят и в грош не ставят. А ты бегаешь за ней, ну, сюрпризы там всякие ей придумываешь, цветочки таскаешь. А ей что? Ей бизнесмена на мерседесе подавай… – утешал он Леву.
Лева его не слушал. Он поставил свой альт вертикально и, опираясь на него ладонями и подбородком, продолжал неотрывно следить за Мариной.
Настроение было окончательно испорчено. "Это все мои неуместные шутки", – ругал Лева себя. – "Как и в тот раз". Он погрузился в воспоминания.
Как давно это было? Год назад? Полгода? Пожалуй, полгода. Сейчас зима, а тогда было тепло, значит, это было лето. На Марине был сарафан с открытыми плечами, из-под которого были видны прозрачные бретельки лифчика. Почему-то, глядя на них, Лева в тот злополучный вечер пришел к выводу, что именно сегодня Марина была готова к дальнейшему развитию отношений с ним. Оглядываясь назад, он понимал и то, как глупо повёл себя, и то, что Марина оделась в более открытую одежду вовсе не из-за него, а из-за теплого и душного летнего вечера. Всю дорогу, пока они шли по набережной небольшого провинциального городка, где были на гастролях, он думал об этом самом развитии отношений, хотя и очень смутно представлял, что же оно означает. Впрочем, при этом он не забывал вслух восторгаться красотами речных пейзажей и делать комплименты самой Марине. Она смеялась, флиртовала с ним и принимала их как должное, но не давала, тем не менее, даже взять ее за руку, всякий раз упрямо высвобождая ее из пальцев Левы неуловимым, но настойчивым движением. И вот, набравшись храбрости, он приобнял ее за талию и, прервав на полуслове, попытался поцеловать в губы. Лицо Марины исказилось таким нескрываемым отвращением, что Лева отшатнулся. Она со всего маху влетела ему пощёчину и, рыдая, убежала. Лева так растерялся, что не стал ее догонять, о чем жалел до сих пор. Он решил, что догони он ее тогда и извинившись, все еще можно было бы исправить…