Нерон
Шрифт:
Поппея отличалась не только красотой. Она была также образованной и высокоинтеллигентной женщиной. Даже недруги признавали, что беседа с ней — истинное наслаждение. Она интересовалась религиями, особенно же была связана с иудаизмом. Некий еврейский писатель позже назвал ее благочестивой женщиной. В ее окружении, как и во всех известных римских домах, хватало и астрологов.
Будучи предусмотрительной, Поппея всегда заботилась о сохранении внешних приличий. Из дома выходила редко, а появляясь в обществе, прикрывала лицо. Это создало ей репутацию высокодобродетельной и одновременно придавало очарование загадочности. Правда, кружили слухи, что у нее много любовников. Позже, однако, все удостоверились, что ею никогда не владели страсти, она руководствовалась исключительно холодным расчетом.
Первым мужем Поппеи был Руфрий Криспин, при Клавдии несколько лет префект преторианцев. Именно он в 47 году
В столице по-разному рассказывали о том, как Нерон сблизился с Поппеей, но остается фактом, что в 58 году Поппея развелась со своим первым мужем и вступила в брак с Отоном. С ее стороны это был, несомненно, очень мудрый ход, ибо Отон являлся одним из ближайших друзей императора, в то время как Руфрий в политике оказался уже отыгранной картой. Отон побивал прежнего префекта преторианцев и молодостью: был почти ровесником Поппеи.
Люди, гораздые сочинять скандальные истории, позже рассказывали об этом так: Нерон уже ранее познакомился с Поппеей, а ее брак с Отоном был видимостью, призванной служить ширмой для императорской интрижки. И все же отличный план не оправдал надежд, ибо Отон сам влюбился в Поппею и совсем не собирался делиться ею с Нероном. Случалось, говорят, император выстаивал часами перед запертыми дверями своего приятеля, просьбой и угрозами домогаясь выдачи «депозита».
История забавляла многих, но не соответствовала истине. Нерон увидел Сабину уже женой Отона и заинтересовался именно потому, что неосмотрительный приятель похвалился ему, какую красоту он хранит у себя дома. С первой же встречи с императором Поппея великолепно повела дело.
Опытной женщине нетрудно было увлечь молодого человека. Поппее было уже по меньшей мере 28, Нерону же только 21. Она дала понять, что он ей нравится, но, когда император воспылал страстью, Поппея внезапно до неузнаваемости изменилась. Теперь она вела себя неприступно и холодно. Она прямо говорила Нерону:
— Нынешний брак меня устраивает, и я не собираюсь его расторгать. Огон великолепен. Ты же живешь с этой вольноотпущенницей Акте. Это мерзко и недостойно!
Нерона держали на привязи, как молодого скакуна; вожжи то приспускали, то вновь сильнее натягивали. Он бегал по кругу и совершенно не знал, что предпринять. Свою ярость он срывал на приятеле, жену которого обольщал. Как тот смеет ревновать? Как может равняться с ним, с императором?
Отношения между обоими молодыми людьми резко ухудшились. Поппея, вероятно, в глубине души смеялась. Ее планы развивались успешно.
Падение Суиллия
Этот 58 год для Поппеи явился еще одним поводом для радости. Суиллий — тот, который девятнадцать лет назад по наущению Мессалины был обвинителем ее матери, отправился в изгнание. Это был уже старик по крайней мере лет семидесяти. Поэтому он вел себя бесстрашно. Ни с кем не считался, хотя у него, известного обвинителя времен Клавдия, имелось немало врагов. Да у них руки были коротки. Он прошел уже все ступени карьеры, даже одно время был консулом, наместником Азии, сколотил значительное состояние, ныне его сводный брат, Корбулон, командовал армией Востока. Многолетний судебный опыт научил Суиллия: лучшая форма защиты — наступление. Он знал, что столь влиятельный теперь Сенека пылает к нему ненавистью. Причина очевидна: некогда именно Суиллий посодействовал изгнанию и Сенеки, и Ливиллы. Но старый лис хорошо знал, что положение советника императора вызывает большую зависть среди сенаторов. Почему бы не воспользоваться этим? Почему бы не показать, каков этот благородный Сенека на самом деле? А у Суиллия имелся особый повод от всей души ненавидеть Сенеку: он считал того истинным виновником постановления об отмене адвокатских гонораров, которые являлись главным источником обогащения этого (в зависимости от ситуации) обвинителя и адвоката.
А потому Суиллий поносил Сенеку на все лады:
— Он ненавидит друзей Клавдия, так как тогда отправился в изгнание. Но ему воздали по заслугам! Он тратит время на бесполезные науки и водительствует неопытным юношей, неудивительно, что его переполняет зависть к тем, кто защищает права сограждан при помощи собственного, неподкупного красноречия. Я был квестором Германика, он же соблазнил его дочь Ливиллу. А что за премудрости, какие такие философские знания позволили ему за четыре года дружбы с императором заработать 300 миллионов? В столице он расставляет сети на всех бездетных и вылавливает духовные записи, по всей Италии и провинциям ссужает деньги под ростовщические проценты! У меня
Рассуждения Суиллия были бесчестными. Ведь этот «свой груд» означал: обвинения невинных людей, защита явных преступников, посредничество в самых грязных делах. Еще в царствование Тиберия Суиллию пришлось отправиться в изгнание, так как имелись доказательства, что он, будучи судьей, взял деньги у обвиняемой стороны. При Калигуле он возвратился в Рим, но лишь благодаря тому, что император женился на его единокровной сестре, Цезонии.
Во всяком случае, его обвинения крайне расстроили Сенеку. Трудно было все это опровергнуть — состояние философа и в самом деле очень быстро увеличивалось. На это обратили внимание многие. Немало ехидных шуток о философе-миллионере кружило по Риму. А несколькими годами позже, создавая трактат «О счастливой жизни», Сенека с ощутимым раздражением опровергал взгляды тех, кто рад бы видеть каждого мудреца нищим. Он восклицал: «Перестань же требовать от философов безденежья, так как никто не обрекал мудрость на бедность. Философ может иметь большие материальные средства, но они ни у кого не отняты и не обагрены чужой кровью; он приобрел их, никого не обижая и не прибегая к грязной наживе; расходование их так же честно, как и поступление, и никто, кроме завистника, не станет по ним вздыхать. Как бы ты их ни увеличивал, они останутся безупречными: в них, правда, много таких драгоценностей, на которые всякий зарится, но никто не мог бы найти в их составе своей собственности. Не отказываясь от щедрой судьбы, мудрец не будет гордиться честно приобретенным имением, но и не будет его стыдиться. Впрочем, у него будет повод к гордости, если он, открывши свой дом и допустивши к своему добру сограждан, сможет сказать: „Пусть каждый возьмет то, в чем он признает свою собственность!“
…Мудрец не пустит к себе в дом ни одного денария нечистого происхождения, но он не отвергнет богатства, являющегося даром судьбы и плодом добродетели, и не закроет перед ним своей двери… Он не будет хвастать им, но и не будет скрывать его: первое свидетельствовало бы о скудоумии, а второе — о робости и мелочности человека, воображающего, что он хранит в кармане невесть какое добро. Мудрец, как я сказал, не вышвырнет богатства из своего дома» [39].
Сенека около четырех лет, вплоть до 58 года, ждал возможности сломить Суиллия. Именно тогда начался — и бурно развивался — роман императора с Поппеей, дочерью одной из жертв Суиллия. Это обстоятельство преисполнило философа отвагой. Сначала он носился с мыслью организовать процесс о вымогательствах, которыми Суиллий занимался, как наместник Азии, в конце правления Клавдия. Однако подобный процесс затянулся бы, ведь обвиняемому полагался год на поиски свидетелей и доказательств своей невинности. В конечном итоге Сенека избрал другой путь. Он добился того, что Суиллий был обвинен в сенате в гибели многих выдающихся лиц при предыдущем императоре. Список выглядел внушительно.
39
Л. А. Сенека. О счастливой жизни. СПБ, 1913. С. 23–24. Пер. С. Янушевского.
С абсолютным спокойствием Суиллий ответил на это, что ни одну из перечисленных жертв он не обвинял самостоятельно, но лишь законно повинуясь Божественному Клавдию. Это заявление, возможно, и положило бы конец дальнейшему разбирательству, если бы не представленный сенату отзыв самого Нерона:
— Документы тайной канцелярии моего отца неопровержимо доказывают, что он никогда и никого не понуждал выступать с обвинениями против кого-либо.
Это заключение было равнозначно приговору. Ибо, раз сам сенат ознакомился с позицией властителя в этом деле, любая дальнейшая защита Суиллия бесполезна. Следовало, однако, восхищаться непреклонностью и упорством старика. Ибо, когда у него выбили из рук один аргумент, он тотчас изыскал другой. Теперь он уже ссылается на приказы Мессалины!
Это произвело неприятное впечатление. Справедливо поинтересовались, почему же не нашлось никого другого, столь послушного этой жестокой распутнице? Суиллия хорошо вознаграждали за его грязные услуги, однако всю ответственность он сваливает на других — и к тому же на мертвых!
Старик отправился в изгнание на Балеарские острова. Прожил он там еще очень долго, в достаточно комфортабельных условиях, хотя у него и конфисковали часть его богатств.
Проблемы Армении и Германии