Неруда

Тейтельбойм Володя

Разве могут поэты походить на диких зверей, которые загрызают друг друга насмерть из-за куска мяса? В конечном счете поэты пожирают собственное достоинство, более того — уничтожают самих себя. Да нет, Неруду ждали серьезные дела, новые книги, новые стихи. И еще… В Испании только-только поутихли литературные споры. Неруда находился в самом центре литературной жизни страны и этих споров, так что его мысли были тогда сосредоточены на всем, что происходило в Испании, в испанском обществе, где многое предвещало грядущий взрыв вулканической силы.

69. Канун

Недреманное око Рафаэля Альберти несколько критически следит за всеми зигзагами гражданского мышления Неруды. Испанский поэт без особого восторга

отнесся к «Зеленому коню поэзии» — журналу, который возглавлял Неруда. Он отдавал предпочтение «Октубре», вокруг которого сгруппировались революционно настроенные писатели, творческая интеллигенция. События в Испании разворачивались стремительно, на улицах уже проливали человеческую кровь. Убивали испанских рабочих. Что ни день, выбирали новую жертву. Люди с риском для жизни продавали газеты левых. Не проходило недели без похорон очередных жертв фашизма, перешедшего в открытое наступление. Альберти понимал, что он делает очень нужное дело — издает журнал, название которого бросает вызов врагам свободы и справедливости. Октябрь — имя Революции, свершившейся в России. Напряженная обстановка требовала выбора, четкого определения гражданских позиций. Именно поэтому Рафаэлю Альберти не нравился журнал Неруды. В стране разгоралась борьба, а «Зеленый конь поэзии» не желал появляться на улице, не вез повозку с хлебом или оружием. Ни один всадник пока не пускал его рысью к верной цели. Чуткий сердцем Неруда не мог не заметить, что Альберти отдаляется от него. И в один из дней по просьбе Пабло они встретились возле «дома цветов».

— Дорогой confr`ere, в чем дело? Я вижу, ты ко мне переменился… холоден, подчеркнуто строг.

— Ничего подобного. Просто, я вижу, что ты держишься от всего в стороне. Ну, а мы действуем иначе.

— Но тебе ли не знать, что я — на дипломатической службе и не слишком разбираюсь в политике, да и к тому же она меня не интересует. Я, конечно, понимаю, что в Испании происходят важные вещи. И я на вашей стороне. Но разве при этом мой журнал не имеет права на существование?

— Почему же, имеет…

Неруда по-прежнему живет жизнью поэта, жизнью увлеченного переводчика поэзии. Ему нравится художественный перевод, и он отвоевывает у тьмы имена незаслуженно забытых великих мастеров слова. В мадридском журнале «Крус и Райя», которым руководит его товарищ Хосе Бергамин, появляются «Видения дочерей Альбиона» и «Странник в мыслях» Уильяма Блейка^{101}. Этот поэт поистине околдовал Неруду. И он любил вспоминать, каким потрясением была для него встреча с книгой Блейка «Брак небес и ада». Чуть позже он открывает дорогу стихам Кеведо, поэта, которым восхищался всю жизнь. На страницах «Зеленого коня» появляются «Сонеты смерти» Кеведо. А потом — стихи Вильямедианы, человека, попавшего в сеть интриг королевского двора. О злоключениях Вильямедианы и его великой любви Неруда рассказывал мне не однажды. Тем временем в издательстве «Дель Арболь» — ему принадлежал журнал «Крус и Райя» — выходит вторая книга «Местожительство — Земля» (1925–1935). А в самом начале 1936 года в Мадриде публикуют сборник Неруды «Ранние стихи о любви», куда включены «Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния».

Он неразлучен с Федерико Гарсиа Лоркой. Бывает в его доме или у их общего друга — Карлоса Морлы Линча. Какие блистательные вечера устраивали там два мага, два чудодея, два неиссякаемых фантазера — Федерико и чилийский композитор Акарио Котапос!..

Пабло бывал почти на всех спектаклях театра «Ла Баррака», которым руководил Гарсиа Лорка. Он видел в этом театре «Овечий источник». Костюмы и декорации к этому спектаклю делал Альберто Санчес — толедский пекарь, молчаливый и «прочный», точно камень, что послушен лишь резцу в руках мастера.

После падения Республики скульптор Альберто жил и работал в Советском Союзе, где, помимо славных дел, выполнил декорации к фильму Козинцева «Дон Кихот».

Всякий

раз, приезжая в Советский Союз, Неруда непременно встречался с Альберто, который стал ему закадычным другом, и с его женой Кларитой… «Севильский озорник» Тирсо де Молины привел Неруду в полный восторг. Он даже ездил в Самору, чтобы увидеть этот спектакль, поставленный театром «Ла Баррака». На вокзале нашего поэта встречали Федерико Гарсиа Лорка, Рапун и Луис Сернуда. Блестящие постановки в театре «Ла Баррака» вызывали в памяти слова Мигеля де Унамуно: «Культура — это одно, а озарение — другое. Тут главное — озарение». В Испании ставят и «Кровавую свадьбу», и «Неродящую» («Йерму»), и новый, расширенный вариант «Чудесной башмачницы» — словом, все пьесы Лорки. «Ла Баррака» разъезжала по городам и селениям Испании. По возвращении в Мадрид вся труппа нередко прямо с дороги заворачивала к «дому цветов». Иногда приносили пакеты с едой… Гостей набиралось полным-полно. С плаката на стене, рекламирующего пластырь доктора Уинтера, следил за шумным, неиссякающим весельем бородатый человек с пронзительным взглядом. Кто-то незаметно засыпал в самый разгар веселья… Пробуждался от нестерпимой жажды. Случались и такие гости, что проводили у Неруды двое-трое суток подряд. Говорили, балагурили, спали, снова говорили…

Федерико любил вспоминать при Неруде об Аргентине и Уругвае, где он прожил в общей сложности восемь месяцев. Испанский поэт воспринял бескрайнюю пампу как нечто «самое печальное на свете, насквозь пронзенное безмолвием». Нередко разговор у них переходил на политику. Оба поэта тревожились о судьбе Испании, над которой сгущались зловещие тучи. Федерико верил своим предчувствиям и, точно цыганка, вещал: «Нас ожидает страшная беда».

31 марта 1934 года Муссолини принял на своей загородной вилле в Торлонии группу испанских генералов и крайне правых политических деятелей. Они подписали с ним Римский пакт, и Муссолини приказал выделить из итальянской казны первую денежную сумму на закупку оружия для подготовки восстания в испанской армии…

«В этом мире я всегда был и буду на стороне обездоленных, на стороне бедняков…» — говорил Лорка.

Обстановка в Испании накалялась. Франко и Годет уже перебросили из Африки марокканские военные части и Иностранный легион для подавления забастовки астурийских горняков. Кто-то бросил страшную фразу: «В Испании не знают счета убитым».

12 декабря 1935 года в Барселоне дается премьера пьесы «Донья Росита, девица, или Язык цветов» в постановке Маргариты Ксиргу^{102}. И вот в этот момент Лорку вызывают повесткой в суд для объяснений по поводу публикации его «Романса об испанской жандармерии». Оказывается, один из усердных ревнителей благонравия, проживающий в Таррагоне, обвинил Лорку в «надругательстве над уважаемым органом правопорядка».

В журнал «Айуда», которым руководила Мария Тереса Леон, Лорка посылает телеграмму следующего содержания: «Горячо приветствую трудящихся Испании в день Первого мая, который еще теснее сплотил их в яростной борьбе за более справедливое общество». Друзья узнают, что он начал работать над новой вещью. А в интервью вечерней мадридской газете «Вос», опубликованном 7 апреля 1936 года, Лорка говорит: «В тот день, когда навсегда исчезнет голод, в мире произойдет такой взрыв духовной энергии, какого не знало человечество. Люди даже отдаленно не могут представить, какую радость принесет победа Великой Революции…»

11 июля Федерико ужинает в доме у Пабло Неруды. Среди гостей и Рафаэль Альберти, который смакует свое любимое блюдо — андалусское гаспачо… Но вдруг с недоброй вестью приходит Фульхенсио Диес Пастор, депутат социалистической партии от Эстремадуры — есть сведения, что мятеж начнется 15 июля.

Положение становится взрывоопасным. Муссолини вторгся в Эфиопию, а Гитлер готовится оккупировать Австрию. А меж тем в клубе «Анфистора» репетируют еще одну пьесу Лорки — «Когда пройдут пять лет».