Нерв(Смерть на ипподроме)
Шрифт:
– Нам лучше отвезти его к врачу.
– Нет, – возразил я. – Никакого врача.
– Тебе нужен врач, – сказала Джоанна.
– Это обморожение. – Водитель показал на мои руки.
– Нет, – настаивал я. – Это не обморожение. На лужах нет льда. Я просто замерз. Не обморозился. – Зубы у меня стучали, и я мог говорить только отрывистыми фразами.
– Что случилось с вашей спиной? – спросил водитель, увидев клочки рубашки и содранную кожу.
– Я… упал. На гравий.
Он скептически посмотрел на меня.
– Вся спина превратилась в ужасную кашу, и там много
– Смоешь, – выговорил я. – Дома.
– Вам нужен доктор, – еще раз повторил водитель. Я покачал головой:
– Мне нужен горячий чай, аспирин и сон.
– Может, ты и знаешь, что делаешь, – заметила Джоанна. – Что еще?
– Свитер.
– В такси. Ты можешь переодеться там. Чем раньше ты попадешь в горячую ванну, тем лучше.
– Будьте осторожны, мисс, – вмешался водитель. – Не грейте руки слишком быстро, иначе пальцы отвалятся.
– Заботливый парень. Я был уверен, что он ошибается. Джоанна выглядела все более озабоченной.
Мы двинулись к машине. Это было обыкновенное лондонское такси. Как удалось Джоанне так очаровать водителя, что он поехал среди ночи в неизвестную деревню? И более практическая мысль: стучал ли счетчик все это время? Стучал.
– Входи, – сказала Джоанна, открывая дверцу. – Там нет ветра.
Я послушался совета. Она вытащила из сумки бледно-голубую шерстяную кофту без воротника, свою кофту, и теплую мужского размера куртку с капюшоном на молнии. Потом деловито посмотрела на меня и взяла ножницы. Скоро остатки рубашки лежали на сиденье. Она отрезала две длинные полоски и перевязала запястья.
– Надо бы сообщить в полицию, – решил водитель такси.
– Драка по личным причинам, – покачал я головой. Джоанна помогла мне всунуть руки в кофту и в куртку и застегнула ее. Затем извлекла из сумки новые перчатки на меху, мои руки без труда вошли в них, потом термос с горячим бульоном и две чашки.
Я смотрел в темные глаза Джоанны, когда она подносила мне чашку ко рту. Я любил ее. Кто бы не любил девушку, которая подумала о горячем бульоне в такое время.
Водитель тоже взял чашку с бульоном и заметил, выставив ноги наружу, что похолодало. Джоанна с горечью посмотрела на него, и я рассмеялся.
Он оценивающе взглянул на меня и сказал:
– Может, вы и обойдетесь без доктора. Мы направились в Лондон.
– Кто это сделал? – спросила Джоанна.
– Я скажу тебе потом.
– Ладно. – Она не настаивала, нагнулась над сумкой и вытащила теплые тапочки, толстые носки и свои длинные рейтузы. – Сними брюки.
– Не могу расстегнуть молнию, – иронически пожаловался я.
– Я забыла…
– Ничего, я надену носки, если не справлюсь с брюками. – Я даже сам слышал в своем голосе страшную усталость, и Джоанна, ничего не говоря, встала на колени в покачивавшейся машине, сняла мокрые и надела сухие носки на мои безжизненные ноги.
– Замерзли, – проговорила она.
– Я их не чувствую. – Лунный свет ярко сиял за окном машины. И я посмотрел на тапочки. Они были слишком большие для меня и, конечно, для Джоанны.
– Я всунул ноги в шлепанцы
– Да, это тапочки Брайена.
– И куртка?
– Я купила ее как рождественский подарок.
Вот в чем дело. Не самый подходящий момент для такого открытия.
– Я не подарила ее, – заметила она, помолчав, будто приняла какое-то решение.
– Почему?
– Не подходит для респектабельной жизни в престижном пригороде. Вместо нее я подарила булавку для галстука.
– Она больше подходит, – сухо согласился я.
– Прощальный подарок, – спокойно сообщила она.
– Прости. – Я понимал, что для нее это нелегкое решение.
Она глубоко вздохнула:
– Ты сделан из железа, Роб?
– У меня чувства из железа.
Такси мчалось на большой скорости.
– Мы с трудом нашли тебя, – поменяла она тему разговора. – Понимаешь, оказалось, это большой район.
Спина и плечи ужасно болели, я сидел, прислонившись к твердой спинке, и от этого боль становилась сильнее, Я пересел на пол и положил голову и руки на колени Джоанны.
Я привык падать, вылетая из седла, особенно во время первого сезона, когда был еще неопытным жокеем, а лошади мне доставались самые плохие. Редко на мне не бывало синяков и кровоподтеков, несколько раз я ломал небольшие кости, лошадь ударяла меня копытом, и раза два или три я ходил с вывихом суставов. Но эти мелкие неприятности не оставили следа на моем оптимизме и хорошем самочувствии. Казалось, что я, как и большинство других жокеев, родился со своего рода упругой конституцией, которая позволяет перенести удар копытом и быть снова в седле если и не на следующий день, то все же гораздо раньше, чем медики считают нормальным.
На практике я научился некоторым методам, как избавляться от болезненного состояния; главный из них заключался в том, чтобы не обращать внимания на ушибы и думать о чем-нибудь приятном. Но этой ночью проверенная система действовала не очень успешно. Например, она не действовала, когда в теплой комнате Джоанны я сидел в легком кресле и смотрел, как постепенно пальцы меняют цвет от изжелта-белого до грязно-угольного, потом от иссиня-красного до красного.
Джоанна настаивала, чтобы я сейчас же снял мокрые брюки и трусы и надел ее рейтузы, они были теплые, хотя и короткие. Было странно позволить ей раздевать меня, что она делала, как мать, ничего не говоря, и, с другой стороны, это казалось совершенно естественным, потому что в детстве нас купали в одной ванне, когда родители ездили в гости друг к другу.
Она разыскала аспирин в порошках, нашлось всего три пакетика, и я проглотил их. Затем она сварила черный кофе и заставила меня выпить, добавив немного бренди.
– Надо согреться, – лаконично заметила она. – Наконец ты перестал дрожать.
Как раз в этот момент пальцы начало пощипывать, и я сказал ей об этом.
– Очень больно? – спросила она, забирая пустой кофейник.
– Терпимо.
– Тогда побудь немного один.
Я кивнул, она унесла пустой кофейник и через несколько минут вернулась с полным для себя.