Нержавеющий клинок
Шрифт:
— А совесть? — спросил командир и вскинул на меня потемневшие глаза.
— Совесть потом все время мучила, товарищ подполковник, на душе была какая-то тяжесть…
— Вы сожалеете, что это открылось? — Голос командира посуровел.
— Нет, теперь даже легче стало. Словно нарыв вскрылся. Честное слово, товарищ подполковник.
По лицу командира пробежала улыбка. Он встал из-за стола, молча прошелся по кабинету, затем нажал кнопку у стола. Через минуту в кабинете появился дежурный по штабу. У меня сердце екнуло. Пронеслась мысль: неужели он прикажет отправить
— В прошлом месяце в соревнованиях по стрельбе участвовали?
— Так точно, товарищ подполковник, занял первое место, — быстро ответил я и покраснел. Последние слова прозвучали как бахвальство. Но назад слова уже не воротишь.
— Вот видите: стреляете отлично, учитесь неплохо. Все у вас хорошо, кроме одного и, наверно, самого важного: честности не хватает. — Он все еще стоял возле меня. — Скоро станете младшим командиром, курсант Журин. Представьте себе, что в вашем лице подчиненные увидят не командира-наставника, а лживого человека. Будут ли они уважать вас? Пойдут ли в бой за вами? А если потребуется, прикроют ли вас грудью в минуту опасности?
Подполковник сделал решительный взмах рукой и, чуть повысив голос, сам ответил:
— Нет! Сто раз нет! Поймите, обман — это не только мерзость, а самое тяжелое преступление, которое всегда влечет за собой тяжелые последствия. В армии обман — это преступление вдвойне…
Командир возвратился на свое место. В кабинет вошел дежурный по штабу и, положив ему на стол папку, вышел.
Подполковник раскрыл папку, нашел нужный ему листок.
— Вот подписанный мною приказ. За отличную стрельбу вы награждаетесь ценным подарком. Как прикажете мне сейчас поступить?
— Прошу вас, товарищ подполковник, поверить мне, что никогда в жизни ничего подобного я больше не допущу.
Командир долго молчал, думал, а я, обливаясь потом, с тревогой ожидал его решения. В это время затрещал телефон. Командир снял трубку, молча слушал и только изредка повторял «да, да», но по его лицу можно было определить, что то, о чем ему сообщают, радует его. Положив трубку, подполковник позвонил кому-то, сказал:
— Только что мне звонил комдив, поздравил с победой. Наша команда заняла первое место. Организуй встречу победителям…
Командир был в хорошем настроении, мне даже показалось, что он забыл обо мне. Не знаю, сколько еще пришлось бы мне стоять в его кабинете, но к нему зашел комиссар полка, и подполковник решил отпустить меня.
— Хорошо, я поверю вам, курсант Журин. Но запомните, навсегда запомните, что в жизни успевают только честные люди. Иногда может иметь успех и проходимец, но то временные успехи. Больше всего в человеке ценится честность. На этом сегодня поставим точку, а когда закончите школу — придите ко мне, и мы продолжим разговор. Можете идти.
На улице моросил мелкий дождь, земля под ногами была скользкой, а я был не прочь и станцевать. Радость разливалась по всему телу, мне хотелось возвратиться и расцеловать подполковника за то, что
Когда я подымался по лестнице на второй этаж, мне повстречался старшина Закревский.
— Ну как? — остановил он меня.
— Полный порядок. Велел прийти к нему после окончания школы.
— Не понимаю, а наказание какое?
— Никакого. Ограничился беседой.
— Вот здорово. Поздравляю! Садитесь за подготовку к экзаменам. Приказано ускорить выпуск школы. Экзамены начнутся через неделю.
В казарме меня окружили товарищи, им не терпелось узнать причину вызова, но я не знал, что им говорить, рассказывать правду не хотелось, и придумать что-либо не мог. Отделался шуткой: мол, дежурный перепутал фамилии. По глазам товарищей я понял, что они не поверили мне, но в это время прозвучала команда: «Первая учебная рота, выходи строиться». И мы побежали.
Незаметно прошло время. Я стал сержантом. Выполнить приказ командира не удалось: накануне выпуска школы он убыл из полка. А через год началась война.
Я никогда не забывал своего командира, однако о его судьбе ничего не знал. Часто вспоминал его добрым словом и сожалел, что так и не узнаю, что именно намеревался он сказать мне после окончания школы, но данное ему слово выполнял неукоснительно.
…Газетная заметка вызвала у меня воспоминания, связанные с ним. Почему-то я всегда чувствовал себя обязанным ему, хранил светлую память о нем, а в трудную минуту, когда мне приходилось принять какое-то решение, прикидывал: «А как поступил бы он?»
…За несколько часов до рассвета, разрезав ночную тьму сполохами, запели «катюши». В небо взлетели красные ракеты. Рота ринулась на позиции врага, через наши головы в его стан летели снаряды, расскаленным потоком неслись трассирующие пули, визжали мины. Призывно звучало могучее «ура»! разрываемое порывами ветра. Через несколько минут, когда вражеская траншея была рядом, я упал и почувствовал, что снег стал горячим. Во рту все пересохло, хотелось пить.
Потом были длинные госпитальные дни. Из первого письма я узнал, что в том предрассветном бою погибло несколько бойцов роты и среди них — пулеметчик Азаров. Всех погибших я хорошо знал, но особенно жаль было того парня. Он так мечтал о встрече со своей любимой. Ребята спрашивали меня, как поступить с неотправленными письмами Азарова. Я порекомендовал сохранить их, а после прорыва блокады Ленинграда отправить по назначению.
Из госпиталя я попал на другой фронт, и вскоре связь со старыми боевыми товарищами прервалась.
В июне сорок пятого к подножью Мавзолея Ильича солдаты принесли знамена разгромленного врага. Мне довелось участвовать в параде Победы, а осенью того же года меня направили в военную академию.
Однажды, проезжая мимо города, где прошла моя солдатская юность, я сделал остановку, посетил родной полк и рассказал солдатам о командире. Тогда-то я и узнал, что он живой. Прослужив многие годы в разных концах Родины, под конец службы он получил назначение в город-герой на Неве.