Несбывшиеся надежды. Каждому своё. Книги третья и четвёртая
Шрифт:
– Справлюсь, – негромко прорычал амбал, умолкая. Видимо, пьет чистую воду из своей фляги, встроенной в фотохромный комбинезон. Питьевой патрубок от нее выведен куда-то внутрь шлема, недалеко ото рта, но снаружи таких подробностей не разглядеть. Наверняка человекофоб в погонах заранее наполнил свою флягу самой чистой водой, поэтому остальным ее не хватило, но сейчас Антон был готов стерпеть эту несправедливость. Пусть пьет, лишь бы не умер. Иначе перспективы Антона станут угрожающими. Вот после того как Овечкин найдет способ покинуть ЭК и займет подобающую своему интеллекту и квалификации должность в безопасном бункере – вот тогда Порфирьев пусть добивает свое здоровье как хочет.
– Олег, тебе
– Они все одинаковые, – вяло отмахнулся амбал, явно переводя дух после питья. – Чистой воды оказалось слишком мало, ее всю уже выпили. Капельниц больше нет, только что закончились. Они были рассчитаны на каждого.
– От погибшего Весло должна была остаться одна! – вспомнил Овечкин.
– Две, – устало поправил его Порфирьев. – Я их поставил Дну. Одну в прошлый раз, вторую сейчас. Он совсем хреново стал из интоксикации выходить, и адаптация у него так и не наступила. Надо бы исключить его из состава экспедиции, пока не поздно.
Антон с трудом удержался, чтобы не воскликнуть в сердцах, что это не бесполезного Дно нужно исключать из состава экспедиций, пока не поздно, а Овечкина! Высококвалифицированного и дипломированного инженера-механика, который может принести «Подземстрою» массу пользы! Пришлось заставить себя выглядеть спокойно и даже возразить амбалу:
– Я понимаю твою заботу о людях как руководителя. Но ты не должен забывать о себе! Повторюсь, мы все от тебя зависим!
– Ни хрена со мной не случится, – далеко не самые здоровые интонации в рычании Порфирьева плохо коррелировали с его самонадеянным заявлением. – Просто слишком много антирада сожрал за крайний месяц. Последствия отравления сказываются. Вернемся в Центр – пройдет.
– У тебя же было отравление антирадом! – Овечкин вспомнил недавнюю фразу капитана. – Как ты выжил, это же смертельно опасно, убивает человека в считаные минуты!
– Мне в тот день повезло дважды, – амбал отдышался, и его рык зазвучал более уверенно. – Сначала эвакуировали быстро, а потом военврач хороший попался. Старикан был грамотный, полковник из Военно-Медицинской имени Кирова, профессор, начальник какой-то там кафедры. Чудеса творил. Всех, кто к нему попал в виде почти трупа, на ноги поставил. При мне никто не умер. Давай пошевеливайся с обеззараживанием, вода заканчивается!
Полчаса Антон возился с водой, потом усталость взяла свое, и он провалился в душный тяжелый сон, к великому счастью, лишенный болезненных ощущений. После обеда Порфирьев отдал ему в распоряжение молодого техника, и до истечения суток отдыха они провозились с теоретической частью синхронизации работы двигателей аэросаней и вездехода. В двадцать три часа шестьдесят девятых суток начался следующий цикл антирада, базу свернули, и в кромешной пылевой тьме, пронизанной смертельной радиацией и сорокапятиградусным морозом, принялись сваривать колонну в подобие железнодорожного локомотива.
Проблемы начались сразу же. Под сильными ветрами температура падала до минус непонятно сколько, и насквозь промерзший транспорт не сдвигался с места. Аккумуляторы питания, накануне снятые с машин и занесенные внутрь базы, запускали двигатели, но на этом все заканчивалось. Моторы надрывно ревели, грозя сгореть от перенапряжения, но движения не было. Чтобы реанимировать транспорт, его перемерзшие узлы пришлось отогревать при помощи резаков, рискуя вызвать взрыв или прожечь что-нибудь важное в такой темноте. Порфирьев долго ползал то под аэросанями, то под вездеходом,
Поначалу все шло неплохо, и получившаяся конструкция уверенно держала скорость сорок километров в час, но при первом же изменении курса сварочный шов не выдержал, и аэросани отломились от остальной группы. Спасло то, что кабель, соединяющий аэросани с вездеходом, оборвался практически сразу, и лишившаяся синхронизации автоматика вездехода перевела двигатель на холостые обороты. Мотор сгореть не успел, но еще полчаса было потрачено на восстановление общей целостности недо-локомотива. Порфирьев хмуро заявил, что держать вменяемую скорость можно только по прямой, для выполнения поворотов, неизбежных для коррекции курса, придется переходить на движение со скоростью пешехода. Но это оказалось не самой последней проблемой. В течение последующих четырех часов сани трижды налетали на скрытые под черным снегом обломки и пробивали либо заминали полозья лыж. Лыжи выравнивали кувалдой и заваривали вручную, как обычно, в непроглядной пылевой тьме, по пояс в радиоактивном снегу и под сильным ветром, который понижал текущие минус сорок восемь до минус пятидесяти трех. От такого не спасал даже обогрев скафандров, и в ходе работ пожарный Александр получил сильное переохлаждение и потерял сознание.
Исправить повреждения все-таки удалось, но общим итогом стало то, что из семи часов цикла недо-локомотив двигался лишь четыре с половиной, за которые было пройдена ровно половина расстояния, отделяющая их от «Подземстроя». За двадцать пять минут до интоксикации Порфирьев остановил недо-локомотив и обратился ко всем в ближнем эфире:
– Через пять минут пора разворачивать базу. До Центра полторы сотни километров. Если будем пережидать интоксикацию, то через сутки получим то же самое, что было сегодня. Придется размораживать транспорт и терять на этом время. И непонятно, что будет на подходе к бункеру. Там полно всякого хлама под снегом. Оттуда аэросани с прицепом шли пустые и вроде нормально. Если груженые они будут натыкаться на скрытые обломки, мы рискуем провозиться с ремонтом полозьев еще больше, чем сегодня. Можем не пройти эти полторы сотни километров и остаться на ночевку в десятке-другом километров от Центра.
– Что ты хочешь сказать? – Антон, которого уже мутило от радиации, с ужасом представил себе еще две интоксикации. – Что завтра нам надо быть готовыми к передозировке?
– Скорее всего, да, – подтвердил капитан. – Есть другой вариант: пойти на передозировку сейчас. Мы на ходу, тратить время на возню с базой и отогревание транспорта не нужно. У нас будет восемь часов, чтобы пройти эти сто пятьдесят километров. Должны успеть с запасом.
– Но вдруг у нас возникнут более серьезные проблемы?! – при мысли о передозировке Овечкин испытал самую настоящую панику, опасаясь за свою жизнь. – Если что-то не позволит нам добраться до бункера за этот срок, передозировка нас убьет!
– Решать надо всем, – вместо ответа прорычал Порфирьев. – Я за передозировку сейчас. Как по мне, это лучше, чем еще одни сутки посреди радиации, и все равно передозировка.
– Но ее может и не быть! – возразил Антон.
– Может и не быть, – согласился амбал. – Я считаю, что сейчас у нас больше шансов, чем завтра. При любом раскладе мы экономим полтора часа на возню с развертыванием-свертыванием базы и реанимацию техники. Следующий цикл антирада начнется в шесть тридцать утра, утром холоднее, а если еще будет буран, то все замерзнет гарантированно. Поэтому сейчас каждый выскажет, что думает.