Несгибаемый

Калбазов Константин Георгиевич

– А-а-а, я по-онял. Ефимку живот подводит, вот он и взъелся на новичков, – поддел Илья.

– Ничего не живот, – тут же возразил Ефим. – Харч – это так. К слову пришлось. Я к тому, что прячут они от нас намытое. А участок-то наш. Опять же уговор был.

– Вот именно, что уговор. Артель им науку, а они за это отрабатывают на нас. И что ты кругом подвох ищешь? О, каша поспела. И заметь, приправлена она мясом, – заметил Егор.

– Солониной, – едва ли не с пренебрежением поправил Ефим.

– Не ной. А где Андреич? –

спросил Егор.

– Антоха с артелью подтянулся, Андреич пошел с ним переговорить, – проинформировал Илья.

– Ну тогда начнем, а ему оставим. Подогретая каша – это не то что с пылу с жару, – хлопнув в ладоши и потерев их, произнес Ефим.

– Я сейчас начну кому-то, – послышался в отдалении голос Андреевича. – Стоит только отлучиться, как тут же норовят от котла отстранить.

Петр, так и не выйдя из-за избушки, тишком сдал назад и начал спускаться по тропинке к берегу. Сразу не показался, заслышав беседу сидящих за столом под навесом артельщиков, а потом уж поздно было. Вопрос у него не горячий, так что перебьется.

А вообще разговор ему не понравился. Нет, понятно, что никто в артели не воспринимает слова Ефима всерьез. И это не может не радовать. Но с другой стороны, вода камень точит. Поосмотрительнее бы надо. Поаккуратнее.

Когда подошел к «Карасю», послышалось тихое и радостное поскуливание. И тут же со сходней сбежала отчаянно виляющая лохматым хвостом Ляля. Подбежала и с ходу взгромоздила свои лапки хозяину на колено. Выше не позволял маленький рост. И с кем только гульнула ее мамаша? Или это все же мамкина кровь, а папаша был как раз росточком не обижен?

– Ну что, лохматая? Соскучилась?

Петр потрепал голову обрадовавшейся собачки и легонько оттолкнул ее в сторону сходней. Собачонка все поняла правильно и поспешила на борт. Петр поднялся следом, убрав за собой сходни. Вот так. Теперь можно спокойно отдыхать, не ожидая ночных гостей. Человека такая мера, конечно, не остановит, а вот тому же косолапому будет проблематично набедокурить.

Уже во время первой ночевки их посетил косолапый хозяин тайги. Пришлось отпугивать выстрелом в воздух. Н-да. Ефим не преминул заметить, что Петр мог бы и подстрелить животину. Пусть мишка сейчас и худой, после спячки, свежего мясца на нем для четверых с избытком. Угу. Именно так и сказал – на четверых. Нет, потом-то поправился, мол, в счете ошибся.

Так вот, чтобы не тратить понапрасну патроны, ну и от греха подальше, забили Петр с Митей в отдалении от уреза воды сваю да пришвартовались к ней. А для страховки еще и к дереву на берегу подцепились. Мало ли, еще унесет. Зато теперь ночного визита хозяина можно не опасаться.

Петр потянул носом воздух. Хм. И впрямь пахнет куда как приятнее, чем из котла артельщиков. Еще бы. Запасаясь провизией, Пастухов не экономил. Закупил различные консервы, как мясные, так и рыбные. А у них вкус гораздо лучше, чем у солонины. И камбуз он вовсе не зря обустраивал,

и печь специальную походную с духовым шкафом купил. Дорогая, зараза. Обошлась в ту же сумму, что и помпа. Но оно того стоило.

Так что про свежеиспеченный хлеб Ефим ничуть не приукрасил. Митя как раз с утра пораньше выпек хлеба на три дня вперед. Они эту плиту еще дома пользовали под приглядом Аксиньи. В смысле сначала она научилась ею пользоваться, а потом уж учила новоявленных поварят. И тут у Мити открылся самый настоящий талант. Так уж случилось, что он из любого набора продуктов умудрялся приготовить нечто, вызывающее слюноотделение.

– Это что у тебя, Митя? – спросил Петр, снимая с головы шляпу с накомарником.

Без этого девайса в здешних краях делать нечего. Сожрут комары и не поморщатся. Досуха высосут, сволочи. И бороться с ними бесполезно, всех не перебьешь. Остается только уходить в глухую оборону. Вот и вынуждены артельщики расхаживать в наглухо застегнутой одежде из тонкого брезента. Хорошо хоть днем комары не досаждают. Работать приходится на солнце, а они солнышко не жалуют.

– Это? Так, безделка. Самородок. Я его сегодня нашел, – повертев в пальцах бесформенную желтую каплю, пояснил парень.

– То есть ты его украл? – вздернув бровь, уточнил Пастухов.

– Как это украл, дядь Петр? Что это вы такое говорите? Да я не крал, даже когда младшие плакали, есть просили, – возмущенно возразил Митя.

Н-да. А ведь и впрямь не крал. Чисто технически. Утаил находку, не сдал в артельную кассу. Значит, украл. Но в его взгляде видна искренняя обида и нет даже намека на алчный огонек. По сути, в руках парнишки не золотой самородок, а первый трофей. Вот и все. Именно так он воспринимает этот кусочек самородного металла.

– Митя, я никогда не поверю в то, что ты можешь украсть, – положив руку на плечо парнишки, сердечно произнес Петр. – Но вот они, – кивок в сторону избушки, – увидят в этом кражу…

И Петр во всех подробностях пересказал услышанный им разговор. Лицо парнишки, слушающего его, искривила презрительная гримаса. Он посмотрел на кусок металла в своей руке так, словно тот виноват в том, что Мите пришлось в очередной раз разочароваться в людях. И хотя ему и раньше приходилось сталкиваться с несправедливостью, он даже представить не мог, что она может дойти до такого.

– Поверь, Митя, люди те еще скоты.

– Неужели все, дядь Петр?

– Вот в том-то и беда, что большинство как раз таки нормальные.

– А почему беда?

– Потому что никогда не знаешь, в какой момент тебе на дороге встретится дерьмо. Поэтому даже на хороших людей приходится поглядывать с опаской. А еще одна ложка дегтя бочку меда портит. Но когда дело касается золота… Сам-то я с ним, как видишь, столкнулся впервые, но слышал, что оно многих лишило разума. Э-э-э, ты чего это удумал? – Петр ухватил Митю за руку.