Несколько дней из жизни следователя. Весна
Шрифт:
Всё это я размышляла, только краем взгляда касаясь кадра с троллейбусом. Посмотрела пристальнее. «Рогов» у него не видно, но там ещё дерево ветками нависает, да и сам кадр смазанный. Я тогда поворачивалась ещё, когда нажала на спуск… Точно! Я снимала дом напротив, смотрела на него, думала о нём… Поворачивалась, машинально сделала кадр, ещё не «перестроившись» на съёмку перекрестка. Потом, сразу «нащёлкала» ещё несколько кадров, уже более осознанно. Поэтому и не заметила скрывающийся за углом дома троллейбус… Так, а провода? Вроде нет их на фото над Пионерским. Стоп-стоп-стоп! Естественно – нет! Вот уж проводов-то там точно никак вообще быть не может.
Я немного успокоилась и даже порадовалась – уникальный ведь кадр мне повезло сделать! Им же хвастаться можно теперь будет. Ещё будут говорить: «фотошоп», мол… Так… Я снова присмотрелась к фотографии – «рогов» не было видно и на крыше троллейбуса. А если бы его буксировали, то они должны были бы лежать… Странно… Но, хотя, кадр на самом деле смазанный…
Мне захотелось поделиться всей этой историей. Я посмотрела список друзей «on-line» – Андрей был не в сети, что странно. Но я, всё равно, «кинула» ему около десятка фоток – одну с троллейбусом среди них – типа, похвасталась своей фотосессией на выходных. Интересно: заметит или нет?
День второй (вторник)
Вот ведь правду говорят – «беда не приходит одна». И не раньше, не позже – вот именно теперь надо было возобновить мой «музей». Ну, то есть уголовное дело о хищениях в нашем городском краеведческом музее. Я его благополучно приостановила полгода назад, так как хищения, вроде бы, были, но привлечь за них, кажется, было некого. И вот теперь, пожалуйста – новый эпизод…
…Девушка в сером плаще и с русыми волосами, не доходящими до плеч, сидела очень ровно – вытянувшись спиной по спинке стула. И внимательно смотрела на меня широко открытыми своими серо-зелёными ведьминскими глазами. Поэтому я не знала, как с ней говорить… То есть, говорила, конечно, спрашивала что нужно, но как-то через силу – труднее, чем обычно. И это было не из-за неё совсем, она – я видела и понимала – искренне старалась мне помочь, отвечала подробно, даже предугадывая мои косноязычные вопросы.
– А как долго вы работали с рукописью и когда начали? – спросила я.
– Месяца полтора, наверное, – девушка посмотрела вверх. – Я по три раза в неделю приходила: по понедельникам, средам и пятницам, – она сцепила пальцы рук в замок, положила их на стол перед собой и выпятила подбородок, поглядела в окно мимо меня, как будто вспоминая.
«Понедельник-среда-пятница», – выплыло не к месту у меня в голове, по этим дням я одно время ходила в бассейн, когда в школе училась. Кажется, ещё в началке…
«…и пятницам», – записала я в протоколе. Вот ведь и компьютер не вовремя сломался – как мои «каракули» разбирать кто будет? Печально то, что компьютер это – мой собственный,
– Расскажите… пожалуйста, как это происходило… – попросила я. – Сам процесс: как вы приходили, кто вам рукопись выдавал, где… как вообще с нею работали.
– Первый раз я, кстати, пришла в воскресенье, – начала девушка, снова посмотрев вверх.
«В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора, – сразу вспомнилось мне. – Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра».
– А как вы вообще узнали об этой рукописи? – спохватилась я. – Вы ведь не здесь живёте.
«Вы, вообще, гражданин мира».
– Дело в том, – деловито начала девушка, – что это… ну, очень известная рукопись. Согласитесь, ирландская рукопись тринадцатого века, список известной легенды… Ну, все специалисты знают о ней, где она находится.
«Да, что называется: «такая звезда, и в нашем болоте».
– И вы… – начала я.
– Мне было даже просто увидеть её интересно, – девушка широко улыбнулась и мечтательно завела глаза. – Это как для вас, может быть… Судебник Ивана Грозного самой увидеть и полистать… Или первое издание «Хоббита», которое – знаете же – с драконом, нарисованным самим Профессором, на обложке…
«Однако», – подумала я и поняла, что, ну вот совершенно, не хочу я её допрашивать.
– Кстати, как правильно называется эта рукопись? – спросила я, вытаскивая из-под протокола допроса маленький клочок бумаги, на который перед допросом записала название, но который сейчас был совершенно пустой, чистый. Почему-то…
– Чтобы мне правильно… зафиксировать, – пояснила я. – Чтобы было понятно, о каком конкретно… документе идёт речь. Она ведь никак сама по себе не озаглавлена? Что-то там про смерть… – я попыталась блеснуть познаниями.
– Да, вы очень точно подметили, – улыбнулась девушка, подавшись ко мне. – «Что-то там про смерть…» Там у них много таких названий.
– Вот смотрите, – начала я, решившись выдать всё сразу, чтобы не мучить ни себя, ни её. – Рукопись хранилась в музее около пятнадцати лет, никто ею не интересовался, насколько я знаю… Ну, не работал с нею – точно. Её даже не выставляли. И вдруг она исчезает в то время, когда вы… начинаете с нею работать. Согласитесь, это выглядит странно. Подозрительно, что-ли…
– Так они там и не представляли, что это такое, – девушка махнула в мою сторону рукой. – Они – не хочу сказать ничего плохого – просто не представляли, что находится у них в руках, какого значения предмет.
– А вы с какой целью вообще… что вы с нею делали? – спросила я, пробегая глазами исписанную часть протокола, пытаясь вспомнить – записывала ли я название рукописи…
– Я её переводила, – просто ответила девушка, пожимая плечами. – Она ещё переведена на русский.
– И вы хотели издать перевод?
– Да, конечно. То есть и перевод издать… и вообще-то я собираюсь по ней статью написать, – девушка широко улыбнулась. – Может быть, даже книгу… Но там надо будет другие легенды ещё рассмотреть.
– «Собираетесь»? – спросила я, вскинув на неё глаза от протокола.
– Да… – она рассеяно моргнула. – Ах… ну, да… конечно. Когда вы её найдёте. Рукопись.
И опять я подумала: «Она-то найдёт».
– Будем искать, – не очень уверено произнесла я, глядя мимо неё.