Несколько минут счастья в обнимку с Ю А Гагариным
Шрифт:
Я обиделся, не стал навязываться, отказавшись от еды,
убежал к себе в палату. Садясь на койку, взял тетрадь, стал пытаться что - то рисовать. Стараясь не завыть от досады.
– Гулять, гулять, - услышал я выкрики сестёр хозяек, и нянечек, доносившиеся из коридора.
Целая толпа медперсонала, заходя в палаты, приглашала, выгоняя нас на прогулку. Готовя аппараты для дезинфекции помещения. В воздухе слышался слабый запах хлора. Не было ни одного шанса, отказаться.
По
Мы бросились за стеклянные двери, ведшие нас к вешалкам раздевалки. Где мы называли свои фамилия и номера палат,
и тут же получали свои вещи, из рук расторопных раздевальщиц.
А в зале другие медсёстра уже кричали;
– ищите себе пару, беритесь за руки и проходите в очередь к лифтам.
Я поискал, взглядом в толпе её, но не найдя, стал в нерешительности, к кому либо подойти.
– Ты свободен, - подошёл мальчик моего возраста, которого все звали за его удивительный голос Джамайка.
– Наверное, да, - дал я вразумительный ответ.
– Ну, тогда вперёд,- протянул мне свою руку.
Он был из моей палаты, койка его была в углу, И я, не был уверен, в том, что он имел отношение к ночному инциденту.
Правда, я уже ни на кого не держал зла. Если бы не эта тёмня, я бы не ушёл спать к Кейтлин, а нам так было хорошее, - вспомнил я.
Но сразу, же отбросил эту мысль в душе своей, ревнуя её, к этому темноволосому красавчику, вставшему между нами.
Но почему она так вела себя, терялся я, в догадках?
– Меня зовут Коля - представился он, - я из Каховки.
– А я, из Карабанова, Владимирской области, - в свою очередь, представился я.
– Наверное, это такая глушь?- Улыбчиво сказал он.
– Сам ты глушь, - обиделся я.
– Это всего сто километров от Москвы, по Ярославской дороге,- вспылил, и почему то был уверенным, что меня сейчас Ярославской коровой дразнить будут.
Но он промолчал.
Выйдя на улицу, из входа, над, которым висела таблица с надписью " Детское Урологическое Отделение"
Я просто попал в рай: Облитые солнечными лучами, просыпающиеся от зимней спячки деревья, не казались мне такими мрачными, как в первый день.
Через их голые ещё ветки виднелось ослепительным платом, лоскут голубого неба. Где то в вышине на самых макушках деревьев, строили свои гнёзда суетливые грачи.
На нижних сучьях, растопыренных в разные стороны, порхали шустрые возвратившиеся домой скворцы, свистели зеленоватые синицы, внимательно осматривая ветки.
От следов снега не было и следа. Исчез неизвестно куда строительный инвентарь.
На, засыпанных пожухлой листвой асфальтовых дорожек. Подметали метлами дворники, в новых нарядных фартуках.
Погнутые из арматурного прута ворота, были обновлены тёмно зелёной краской, и с разных сторон их стояли на посту милиционеры,
С выделявшимися портупеями из белой кожи и полосатыми
регулировочными жезлами.
Малыши гурьбой неслись к детской площадке, где их ждали игры. Это были и верёвочные качели, привязанные на прибитые перекладины между деревьев и шведская горка, где они, карабкаясь, напоминали маленьких обезьян, и кучи песка с совками и пасочками.
Особенно понравились всем, деревянная горка с прибитым на неё желобом из жести, с которой они скатывались, смеясь и крича, не опасаясь, порвать пальто.
Старя карусель, с крутившимся однобоким колесом, издавало иногда ужасный скрип, похожий на крик цапли.
Некоторые медсёстра, собрав вокруг себя детей,
затевали популярную игру "Море волнуется раз".
– А где это твоя Каховка?- задал я вопрос.
– Да ты что, не слышал?
– удивился он.
Да про неё даже песня есть, которую поют на всю страну,
– хвастался он. Потом запел, подключая весь свой диапазон звонкого голоса.
Каховка. Каховка.
Родная винтовка,
Горячая пуля летит.
Иркутск и Варшава,
Орёл и Каховка
Этапы большого пути!
Может где нибудь его голос и привлёк слушателей, но в данный момент, ни кто внимания не обратил на его пение, как бы оно прекрасно не было.
Все и так были под впечатлением, весеннего дня, ушедшим зимним морозам, возвращению тепла, света и надежд.
Поискав глазами, я, увидел её. Кейтлин, сидела на ступеньке, верёвочной качели, в своей фиолетовой шапочке с бубенчиком. Терракотовое пальто её едва прикрывая колени, было небрежно смято. Виднелись пара тоненьких ножек в белых гольфах. И на одной босоножке был сломан каблук.
А он стоял в тёмной драповой куртке, без головного убора,
и клетчатый шарф его был перекинут одним концом через плечо. Любезно раскачивая её, что-то рассказывая, вызывая у неё улыбку.
Джамайка сразу же поймал мой взгляд, усмехнулся.
Я, услышал, звонкий напев популярной песни.
Я завтра уйду опять,
В туманную даль.
И снова ты будешь ждать,
Скрывая печаль.
Будет слепить прибой,
Словно слеза.
Я сохраню в душе,
Твои глаза!
Говорилось в песне. Она словно на миг, повернулась в мою сторону, и мы, наконец, встретились взглядом.
Въездные ворота со скрипом распахнулись в разные стороны, и я увидал, как эскорт из нескольких машин,
въезжает на территорию больницы, останавливаясь, на убранной стояночной площадке, с побеленными, известью бордюрами.
Вскоре из машин, марки Волга, стали выходит военные в серых шинелях с внушительными, звёздами на погонах, и штатские, в серых плащах, в тёмных фетровыми шляпах.